О ТРУДНОМ ПУТИ К ПРАВОСЛАВИЮ

Американский актер Джонатан Джексон публично исповедал Православие на вручении премии «Эмми». Получив награду, он перекрестился, воздал хвалу Святой Троице и, среди прочих, поблагодарил афонских монахов за молитву о мире. Эта новость горячо и радостно обсуждалась на многих православных сайтах.

Путь Джонатана Джексона к Православию был нелегким и долгим, его рассказ о вере и Церкви — глубокий и поучительный. Публикуем фрагменты интервью Джексона, данного им в эфире американского православного радио Ancient Faith Radio.

Поиск

Мои родители — адвентисты седьмого дня, наверное, в четвертом поколении. Лет до девяти и меня воспитывали адвентистом, а потом отец и мать начали отходить от этой деноминации. Мы переехали в Лос-Анджелес, и я начал играть в «Главном госпитале».

В Лос-Анджелесе у нас не было храма, поэтому мы с братом слушали разные проповеди — такая у нас была духовная жизнь. Некоторые проповеди меня очень глубоко задели, и Бог занял в моей жизни весьма важное место. Я стал читать К. С. Льюиса: «Просто христианство», «Расторжение брака» и другие книги.

Я совсем не видел смысла в том, чтобы ходить в храм. Я любил Бога, любил Христа, но не понимал, для чего нужна Церковь. Собственно, если я могу и дома слушать проповеди и читать книги, зачем ходить куда-то еще?

Но, с другой стороны, у меня было это чувство космоса… Я никогда не хотел принадлежать к какой-то деноминации. Я хотел принадлежать ко всему христианству! Я не знал, что такое Вселенская Церковь, но чувствовал, что мне очень близок Льюис — англичанин и англиканин.

В 17 лет я стал общаться с разными церковными группами — более харизматическими, вне деноминаций. У нас даже дома была церковь, к нам приезжали пасторы, и человек 15–20 актеров приходили на богослужение по выходным.

Я женился, как только мне исполнилось 20 — моему браку десять лет. (Моя жена тоже играла в «Главном госпитале», но заметили мы друг друга на «Эмми». Я поблагодарил Христа, получив награду, и это ее поразило. Тогда она переживала период отхода от Бога и веры.)

В движении харизматов я был около десяти лет и уверен, что немало из них откроют для себя Православие, поскольку искренне хотят встретиться с Богом и познать Его. У харизматов нет церковной традиции, поэтому они создают новые традиции, по-своему ищут Бога. Убежден: многие найдут ответы на свои вопросы в древней вере, в Православии. Это будет как дорога домой. Как это было у меня.

Ни слова о Православии

Мой путь в Православие был таким. Я поехал в Румынию работать над фильмом, жил три с половиной месяца в Бухаресте. У меня была роль в замечательном фильме «Восход тьмы», но в итоге студия полностью вырезала моего персонажа. Мы приехали с женой и двумя детьми, и нас ограбили цыгане. Такое теплое приветствие...

Я заходил в православные храмы, очень маленькие, все внутри было в золоте и совершенно непривычно для меня. И мне и жене Православие казалось странным кузеном католичества. Но не там я открыл для себя Православие.

Моя жена родом из Италии, и мы решили съездить в Рим. И то, что я увидел в Риме, можно описать так: «Погоди, тут все настолько близко к христианству — я и представить себе не мог!». Я думал, что Рим меня подавит своей древней религиозностью, но все оказалось наоборот. Было Вербное воскресенье, говорил Папа Бенедикт, пальмовые ветви выстилали улицы…

Мы были в трех кварталах от собора святого Петра, и это было волшебно — по-настоящему глубоко. Мы видели крест в Колизее, и нас с женой поразило, что мы совсем рядом с мучениками за Христа. Одно дело — читать об этом в книге, совсем другое — быть физически в этом месте и осознавать это.

Тогда я решил, что должен узнать больше о христианстве, и стал читать книгу Гонсалеса «История христианства». Но там не было ни слова о Православии — только про католиков и протестантов.

За три года интенсивного чтения об истории христианства я не нашел почти ни одного упоминания Восточной Церкви. И поэтому я решил, что древняя Церковь восходит к Риму. Я прочитал Честертона, прочитал 15 книг Папы Бенедикта… Замечательные книги, но многое в католицизме принять я не мог, например, непогрешимость Папы, особенно учитывая, что она очень поздно была признана официально, около 1870 г.

Мы с женой ходили на католические мессы, и это было интересно, я чувствовал, что это историческая вера. Тогда встал вопрос о принятии католицизма. И я стал молить Бога о третьей двери. Я сказал Богу: «Я не понимаю протестантизм, потому что для меня дом, разделившийся в себе, не может устоять». А ведь только в Америке 23 тысячи деноминаций… Как это соотнести с тем, что в первые века была одна вера?

Да, было много ересей, но Вселенская Церковь была единой. И даже после отделения Рима все равно они считали себя единой Церковью. Даже Лютер — это была попытка вернуться к Святой Кафолической и Апостольской Церкви. Я молился, и я помню много темных ночей, которые были так похожи на темную ночь души, а я так отчаянно хотел найти единую древнюю Церковь…

Церковь из сна

Три года поисков — и я решил, что поскольку не могу полностью вместить католичество, то буду «протестантом без гражданства». И тут вдруг — не знаю, как это случилось, — я подумал: «Прежде чем забросить все это дело и просто стать протестантом, надо мне еще прочесть про великий раскол…».

Это было словно вспышка молнии. ВСЕ начало сходиться — даже не знаю, как это произошло. Но я скачал на айфон книгу «Православная Церковь» отца Джона Макгакина. Я не мог оторваться. Это стало кульминацией моих четырехлетних поисков. Затем — книги владыки Каллиста (Уэра), отца Александра Шмемана, отца Петра Гилквиста…

Потом на Гугл-карте я стал искать православные храмы, нашел несколько греческих церквей и пришел в одну из них. Там была пожилая женщина-сотрудница, я постучался, она открыла мне дверь и впустила. Я сказал: «Я тут хотел просто посмотреть на храм, но я мало знаю». Она ответила: «Заходите! Никого нет. Просто входите и осматривайте все».

Я был один, я молчал, меня окружили иконы, совершенно мне не знакомые, и Христос Вседержитель был там… И, знаете, первое слово, которое у меня с уст слетело, было бранное… Это было неправильно. Но я был так поражен, я настолько оторопел… Я понял, что я НАШЕЛ ИСТИННУЮ Церковь.

И еще я вспомнил, что мне снился православный храм задолго до того, как я впервые его посетил. Я был потом в других храмах, и они только чуть-чуть отличались от того, что я видел во сне. Я продолжал искать по Интернету и нашел храм Пресвятой Богородицы в Сильверлейке.

И это был тот самый храм! Там не было скамеек! А я запомнил во сне, что в храме не было скамеек! Свет струился из окон, люди выходили из храма, все было мистическим… «Вот оно!!! Вот оно!!!».

Я позвонил настоятелю — отцу Джону Стрикланду. Он сам «конверт» — перешел в Православие, и тоже из Вашингтона… Мы встретились и стали общаться.

Иди отсюда!

А потом была первая служба. И первая моя мысль, когда я вошел в храм, была: «Уходи. Беги! Просто уходи! Не надо. Тебе нельзя быть здесь!». Странно, но я подумал, что это был глас Божий. «Ого!» — я практически вспотел. Это было ОЧЕНЬ сильное чувство.

Я никого не знал в храме, мне было некомфортно, я был чужим. Но потом я словно почувствовал, что Святой Дух сказал: «Останься до конца, и потом ты поймешь свои чувства». Но первые 45 минут были страшно дискомфортными.

А через 45 минут что-то произошло. Помещение преобразилось — после проповеди, после молитвы об оглашенных. Все зримо преобразилось. Началась Херувимская…Открылся рай. И тут я стою…

За это время я прошел путь от «Иди, иди отсюда» до слез, льющихся по щекам. Я никогда не видел, чтобы вот так, единым сердцем, люди молились бы с таким умилением. Просто никогда не видел. Люди крестились: «Господи, помилуй, Господи, помилуй» — у меня дыхание перехватило. И это не было самоуничижением, покаянием «я — червь». Это было радостное покаяние. Словно прямая связь с Богом.

Я молился: «Все, что я хочу — просто быть здесь, и остальное неважно. Хочу быть здесь с этим единым телом… телом Христовым». Это было непросто. Но это было поворотной точкой.

В тот момент жена не была со мной, но позже я познакомил ее с отцом Джоном. Он показал нам храм, она увидела иконы, и это ее напугало. «Они осуждают нас», — сказала она. Да, это страшно… И надо понимать, что для тех, кто вырос в католическом или протестантском окружении, все это воспринимается через призму того, что было в католичестве или протестантизме. Я уважаю католицизм, дружу с католиками, но ЕСТЬ разница… Юридическое восприятие спасения, например.

Я всем делился с женой, всем прочитанным… И она стала отогреваться. Был Великий пост, и я решил поститься. У нас тогда родился третий ребенок, и жена не могла поститься со мной. Было напряжение, и у нас была не лучшая Пасха, но это часть пути.

Сейчас моя жена совсем уже вовлечена… Она собиралась пойти на Прощеное воскресенье на богослужение и не смогла из-за малыша, позвонила мне и просто плакала, ТАК она хотела быть в храме.

Актер и вера

Трудным вопросом для меня было то, что я актер… Ведь я изображаю людей. Но меня успокаивает то, что Христос учил через притчи и рассказы. И я отношусь к актерству как к искусству рассказа, пробуя отразить жизнь честно, чтобы подвести людей к зеркалу, показать им определенный опыт. Например, если в истории есть месть, это может быть очень уродливо… Но это может быть очень по-шекспировски, очень по-библейски.

Для меня важно то, что если в сердце человека есть семя злости или ярости, и он видит последствия этого на экране — преувеличенные, — то понимает: «Ого! Вот что злость может сделать с человеком». Или, например, наркомания. Может быть, если человек увидит правдивый фильм о наркомане, он дважды подумает, пробовать ли наркотики…

На меня очень сильно повлиял Достоевский, я начал читать его подростком, а он писал о по-настоящему страшных вещах, но писал об этом с позиции света. Как актер я играл серийных убийц, самоубийц, героиновых наркоманов… Вообще, большинство моих ролей — темные, но я всегда старался изобразить тьму с позиции света, чтобы это стало просвещением для других людей.

Литургия

Меня поразило, что на первой службе, на которой я был, отец Джон вышел из алтаря, поклонился и сказал: «Простите меня, братья и сестры». Это меня просто перевернуло: на Западе священник — клерикал, он находится над всеми. Он посредник между человеком и Богом. А это было совершенно по-другому.

Человек и Бог. Это священство, основанное на смирении, служении, на том, чтобы быть отражением и иконой Христа. Дело не в отдельной личности, отец Джон БЫВАЕТ смиренным, это в системе, в традиции. Меня поразили слова исповеди — не «Ты, жалкий грешник, и я прощаю тебя», — но это как «Мы с тобой в одной лодке, мы стоим перед Судией, Который придет вновь».

Я благодарен Православной Церкви. Здесь я обрел дом, здесь я узнал смирение, а это настоящая битва…