«В
православных богослужебных текстах по отношению ко Кресту нередко употребляются
выражения как к одушевленному предмету. Например, в богослужении
на Крестопоклонную неделю: “Радуйся, честный Кресте” (стихиры на “Господи, воззвах”
на малой вечерне); или — “Отверзи врата небесная, Кресте, любящим тя” (стихиры на
“Господи, воззвах” на малой вечерне). Как понимать такие высказывания? Может
ли это означать, что Крест — живая сущность?»
Иногда
подобные эпитеты в приложении ко Кресту могут вызвать определенные недоумения.
Отвечая на них, можно прийти к утверждению, согласно которому ко Кресту прилагаются
характеристики живого существа, потому что Он и есть живое существо.
Так, в русской религиозной философии эта точка зрения высказана Павлом Флоренским в сочинении «Философия культа». Очевидная неортодоксальность и отсутствие святоотеческого обоснования такого утверждения делают невозможным принятие его даже в качестве частного богословского мнения. Другая крайность в объяснении подобных выражений сводится к обвинению православных христиан в язычестве.
Так, в русской религиозной философии эта точка зрения высказана Павлом Флоренским в сочинении «Философия культа». Очевидная неортодоксальность и отсутствие святоотеческого обоснования такого утверждения делают невозможным принятие его даже в качестве частного богословского мнения. Другая крайность в объяснении подобных выражений сводится к обвинению православных христиан в язычестве.
Для
того чтобы найти ответ, дающий верную интерпретацию подобных выражений, следует
обратиться к Библии. Для Священного Писания вообще характерно употребление
метафор и персонификаций.
«Что
с тобою, море, что ты побежало, и [с тобою] Иордан, что ты обратился назад? Что
вы прыгаете, горы, как овны, и вы, холмы, как агнцы?» (Пс. 113: 5–6).
«Радуйтесь,
небеса, и веселись, земля, и восклицайте, горы, от радости; ибо утешил Господь народ
Свой и помиловал страдальцев Своих» (Ис. 49: 13).
«И
покраснеет луна, и устыдится солнце» (Ис. 24:
23).
Понятно,
что море не бегает, горы не скачут и солнце не стыдится. Все
это примеры употребления метафорического языка.
Включая
в свое богослужение язык метафор, Церковь в этом полностью следует библейской традиции.
И каждый, кто хочет обвинить Церковь в каком‑то одушевлении неживых
предметов, должен понимать, что эта же проблема станет перед ним
и при истолковании библейских метафор. А утверждать, что в Библии употребление метафор
и персонификаций допустимо, а в православных богослужебных текстах это уже признак
язычества, — явно непоследовательно.
В текстах
богослужения на Крестопоклонную неделю персонифицируется не только Крест. Что лишний
раз доказывает: персонифицированные выражения характерны для богослужебных
текстов. Например, предмет, абсолютно противоположный Кресту,
тоже характеризуется как живой!
«Три
кресты водрузи на Голгофе Пилат, два разбойников, и един Жизнодавца. Егоже виде
ад, и рече сущим доле: о слуги мои, и силы моя! Кто водрузив гвоздие в сердце мое,
древяным мя копием внезапу прободе? И растерзаюся, внутренними моими болю, утробою
уязвляюся, чувства моя смущают дух мой, и понуждаются изрыгати Адама,
и сущия от Адама, древом данныя ми: Древо бо сия вводит паки в рай» (икос канона
на Крестопоклонной неделе).
То,
что автором богослужения четко понимается метафоричность выражений,
видно из канона, например из его 1-й песни: «ибо яко
одушевленну тебе, и возглашаю, и облобызаю тя» («обращаюсь и прикладываюсь, как
к одушевленному»).
И в
других богослужебных тестах есть много ярких примеров персонификации неживых вещей: «Яко
живоносец, яко рая краснейший, воистинну и чертога всякаго царскаго показася светлейший,
Христе, гроб Твой, источник нашего воскресения» (Литургия святителя Иоанна Златоуста).
Заметим,
что гроб Христа именуется «живоносцем», а Крест Христов — «Животворящим». В обоих
случаях, естественно, эти эпитеты прилагаются не потому, что гроб — носитель жизни
и Крест — источник жизни, а потому, что они послужили для нашего спасения Господом
Иисусом Христом. Однако ни в коем случае не значит, что гроб или Крест живые существа.
Говоря
о деле нашего спасения, мы вряд ли можем избежать языка метафор и персонификаций,
так как без них наш язык приобретает сухость, безжизненность. Когда же необходимо
сказать о чем-то, что имеет не просто информативный характер, но относится к нашей
жизни, волнует нас, имеет экзистенциональное измерение, то тут нужен выразительный,
поэтический язык.
Как можно было бы, например, используя только прозаичный язык, передать пасхальную радость? И когда Церковь воспевает величайшее дело Божие — то и все охватывается этой всеобъемлющей радостью, все «оживает»: тогда и гроб живоносец, и Крест животворит, и ад стенает, и горы скачут, и земля трепещет.
Как можно было бы, например, используя только прозаичный язык, передать пасхальную радость? И когда Церковь воспевает величайшее дело Божие — то и все охватывается этой всеобъемлющей радостью, все «оживает»: тогда и гроб живоносец, и Крест животворит, и ад стенает, и горы скачут, и земля трепещет.
Мы
должны понимать, что, призывая на помощь Крест Христов, мы призываем Божественную
силу Самого Христа — силу Его любви, силу Его прощения, силу Его защиты от зла.
Крест Христов — это Божественная благодать.
Комментариев нет:
Отправить комментарий