11 сентября 2013

МЫ МОЖЕМ УКРЕПИТЬ СЕБЯ ТОЛЬКО ВЕРОЙ

Тексты, написанные в молитвослове, мы знаем наизусть. Слова молитв из утреннего и вечернего правила не «цепляют», лишь скользят по поверхности сознания. Нужно ли их повторять?

Как молиться, чтобы это была беседа с Богом, а не выстаивание перед иконами? Об этом и многом другом говорится в беседах митрополита Антония Сурожского 2000–2001 гг.

Очень часто люди, которые хотят молиться, начинают с того, что читают перед Богом молитвы, составленные столетия назад или в наше время людьми, которые жили духом, у которых в душе молитвы поднимаются волной к Богу. И часто бывает, что, читая эти молитвы, мы не можем в них влиться полностью…

МОЛИТВА КАК КРОВЬ ИЗ РАНЫ

Иногда это были молитвы ликования… Иногда — молитвы глубокой скорби и покаяния… Вспомните, например… о 50-м псалме: Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое… Царь Давид эту молитву произнес в момент, когда вдруг обнаружил, что греховностью своей оказался активной причиной смерти, убийства другого человека, у которого он украл жену (см. 2 Цар. 11). И когда вдруг эта мысль ударила его в сердце, как кинжал, у него вырвалась эта молитва… как кровь бьет из раны.

Когда мы ее читаем, мы неспособны влиться в эту молитву, большей частью… Я так говорю, потому что это относится к каждой из тех молитв, которые указаны нам в молитвослове. И тут еще одно замечание мне кажется очень важным. Эти молитвы были не только написаны в моменты трагедий или ликования. Они были написаны святыми, множеством святых, которые глубоко ушли своим опытом в Бога, в самих себя. И невозможно нам даже мечтать о том, что, читая эти молитвы, мы сможем слиться с опытом одного святого за другим. Это немыслимо.

Они эти молитвы произносили из глубин своего опыта, опыта отдельного человека — да, но святого, то есть человека, который прошел через целую жизнь, познал Бога, познал себя, познал жизнь и это все выразил в той или другой молитве. Поэтому, когда мы их читаем, мы даже мечтать не должны о том, что можем просто взять да слиться с каждой этой молитвой, так слиться, что этот святой и мы станем будто едины. Мы не можем мечтать о том, чтобы в течение короткого времени стать как бы носителями опыта целого ряда святых.

ПОНИМАНИЕ МОЛИТВЫ

С другой стороны, в каждой молитве есть нечто, что в той или другой (пусть малой) мере уже принадлежит нашему собственному опыту. Но есть многое, что этому опыту не принадлежит, что превосходит нас колоссально. И вот когда мы читаем молитвы, мы должны первым делом, раньше всего быть честными перед Богом и перед тем святым, слова которого произносим, потому что иначе молитва превращается в ложь, в попытку убедить Бога в том, что в нас живут такие чувства, которых мы даже издали не касались.

Как же к этому относиться? Я думаю, что самое простое — делать то, что советует в своих писаниях святой Феофан Затворник: продумывать и прочувствовать молитвы, не тогда, когда ты их произносишь перед Богом, а когда у тебя есть какой-то досуг и ты можешь сесть, взять книжку, прочесть одну молитву, вчитаться в нее и поставить перед собой ряд вопросов.

Первый вопрос таков: то, что здесь сказано, я понимаю или нет?.. Второе. Надо поставить перед собой вопрос: есть у меня что-нибудь общее с этим святым и с этой молитвой? Те слова, которые здесь написаны, могу ли я произносить от себя, а не только повторяя?.. Могу ли я эти слова произнести от себя или это будет неправда?

НЕ ОБМАНЫВАТЬ СЕБЯ И БОГА

Я могу вам дать один пример… В молитве Господней: «Прости меня, как я прощаю своим должникам…», мы ударение ставим на «прости меня», а «как я прощаю» произносим будто в придаток. Но у меня был очень печальный случай, когда мне стало совершенно ясно, что в придаток этих слов нельзя повторять.

Подростком я как-то поссорился «насмерть» с одним из своих товарищей. Когда я вечером захотел произнести молитву Господню, мне стало ясно, что я не могу честно сказать «прости, как я прощаю», когда у меня и в мыслях нет желания простить его. Я тогда обратился к своему духовному отцу: что мне делать?

Он на меня посмотрел с наивным выражением лица (наивным он не был!) и мне сказал: «А в чем тут проблема? Когда ты дойдешь до этого места в молитве, вместо того чтобы сказать: “остави мне долги мои, как я оставляю моим должникам», включая этого твоего товарища, ты честно скажи: «Господи, моих долгов Ты не прощай, потому что ему я не прощаю и никогда не прощу”».

Я пришел в ужас: как же я могу молить Бога о том, чтобы Он меня не простил? Отец Афанасий оставался кремнем: правда остается правдой, если ты не можешь простить, то и не проси, чтобы Бог тебе простил; уходи. Я ушел, и когда дошло до молитвы, я не мог произнести этих слов. Вы сами понимаете, что обратиться к Богу с молитвой о том, чтобы Он мне не простил моих грехов, как я не прощаю обиду, которую мне нанес товарищ, я не мог.

Через несколько дней я к отцу Афанасию вернулся и говорю: «Не могу!» — «Ну что же, если ты не можешь, попробуй вот что сделать: перескочи; дойдешь до этого места и перейди к следующему прошению, а это оставь в стороне». Я попробовал, но в стороне оставить не мог, потому что я нуждался в прощении, нуждался в милости Божией, я не мог просить Бога о том, чтобы Он вообще забыл про меня.

Я попробовал раз, другой и снова вернулся. Отец Афанасий мне говорит: «Ну что? Один только выход — когда дойдешь до этого места, скажи: «Господи! Прости мне мои грехи, но лишь поскольку я прощаю другим». А дальше — твое дело научиться прощать».

И он меня заставил в течение долгого времени продумывать мои отношения со всеми людьми, которые были вокруг меня, и поставить перед собой вопрос резко, остро о том, кому я прощаю от всей души, кому я прощаю сколько-то, кому я вовсе не прощаю, а стараюсь о нем забыть. Это заняло довольно долгое время.

И в какой-то момент мне вдруг стало ясно, что это безумие, что даже молясь о том, чтобы Бог меня простил, постольку поскольку я прощаю, я навлекаю на себя Божие осуждение. Потому что пока у меня нет в душе настоящего прощения, а только желание простить — это неправда: ведь мое желание простить заключалось только в том, чтобы самому быть прощенным.

Настоящего желания не было, потому что, не будь вопроса о том, чтобы меня Бог простил, я бы и не беспокоился о том, могу ли я сам простить. И постепенно, постепенно я дошел до момента, когда смог сказать: «Господи, прости, потому что я его прощаю!».

ПРОСТИТЬ ПО-НАСТОЯЩЕМУ

Вы, может быть, думаете, что этим дело кончилось. Это было только начало, и это начало длится до сих пор, потому что, по мере того как живешь, ты обнаруживаешь, что ненависти у тебя, может быть, нет ни к кому, злобы настоящей нет, хотя бывают вспышки гнева, неприязни, но настоящее прощение по отношению к людям, которые тебя окружают, которые хоть чем-нибудь тебя ранили, обидели, унизили, не так просто принести Богу.

Приходится поставить вопрос о каждом человеке, которого ты знаешь, и сказать себе: я его хочу простить, но, во-первых, есть ли у меня причина его прощать? Он, может быть, меня нечаянно обидел, но хотел ли он меня обидеть? И мой гнев, мое негодование, моя мстительность духовная не являются ли ответом на случайный, ничтожный грешок этого человека?

И дальше, ставить вопрос о том, могу ли я сказать честно: «Господи, я его прощаю от души, я его прощаю всей своей посильной любовью, я хочу, чтобы мы вошли в вечность вместе, как братья, как брат и сестра, чтобы было счастьем встретиться в вечности. Но и на земле, если что-нибудь, что принадлежит мне, мешает его внутреннему освобождению, о Боже, очисти это!».

МОЛЯСЬ, МЫ СВЯЗАНЫ ДРУГ С ДРУГОМ

Есть ветхозаветное предание о том, как один из пророков молится Богу, и видит, как его молитва, как пламя, подымается с земли и вдруг превращается в туман, который ветер сбивает к земле. Он обратился к Богу и говорит: «Как же так, Господи, я от всей души молюсь Тебе, и моя молитва, как дым, стелется по земле. В чем дело? Чем я согрешил перед Тобой?». И Бог ему отвечает: «Ты обидел одну вдову, и она молится о том, чтобы ты был наказан за ту рану душевную, которую ты ей нанес. И пока она тебя не простит, твоя молитва к небу подняться не может. Ее молитва, словно сильный ветер, сдувает твою молитву».

Значит, молясь, мы связаны друг с другом очень глубоко. И это очень важно. И потому, когда мы собираемся молиться, мы должны раньше всего стать перед судом нашей совести и поставить перед собой вопрос: в каком я сейчас состоянии?

Хотя бы за этот день: не поднялось ли во мне какое-нибудь темное чувство, греховное чувство, злое чувство? Жертва этого чувства, может быть, об этом и не знает, это неважно; важно то, что во мне оно есть или было, хотя прошло.

И тогда только можно обернуться к Богу и сказать: «Господи, вот что со мной происходит, этот человек для меня чужд, а вместе с тем он мне должен бы братом быть, сестрой быть. Ты же его так возлюбил, что Сам стал человеком для того, чтобы он спасся, а я прохожу мимо него. Может, без злобы, но отвращая свой взор, он для меня не существует, я его знать не хочу, он мне чужд».

И вот, перед тем как молиться, надо поставить этот вопрос перед собой. Для начала оглянуться на самых близких, на самое близкое наше окружение: как я отношусь к тем, которых я сегодня просто встретил? что произошло между нами? этот человек вошел ли в мое сердце путем любви, сострадания, желания добра с моей стороны, или я закрыл дверь перед ним? Или еще хуже: не отвернулся ли я от кого-нибудь? Не захотел его возненавидеть или обидеть и поэтому избежал встречи с ним, не только разговора, но чтобы глазами не встретиться?

МИЛОСТЬ ТВОЯ БЕЗМЕРНА…

Есть молитвы, которые легко сказать, потому что мы себе не отдаем отчета в том, что говорим. А иногда вдруг те или другие слова всплывают и наполняют нас недоумением или ужасом. В одной из первых молитв, которую священник тайно читает во время Литургии, говорится: «Господи, слава Твоя непостижима, держава Твоя несказанна…».

Это сказать легко, мы так себе Бога представляем: великим, славным, величественным, державным. А дальше идет: «Милость Твоя безмерна, человеколюбие Твое неизреченно…». И это мы можем повторить тогда, когда ничто нас болью не коснулось, но если вдруг нас коснется что-то, что нас перевернет, ужаснет — легко ли это сказать?

Я вспоминаю одну женщину, пожилую уже, у которой умер внучек. Она мне сказала: «Я больше с Богом разговаривать не могу! Он у меня отнял внука, который ничем перед Ним не был виноват, Он его убил, когда ему было всего десять лет! Как я могу обращаться к Богу с молитвой, когда Он стал для меня ужасом, чудовищем?!».

Я ей тогда сказал (это было сразу после войны): «А скажи: за все годы твоей жизни — первой войны, революции, эмиграции, второй войны, преследования тех или других людей — сколько тысяч детей погибло? Почему же ты могла молиться Богу перед лицом этого ужаса?». И она мне ответила с прямотой, о которой нам следует задуматься: «Какое мне до них было дело, — это не мои дети, это не мои внуки!».

Часто бывает, что мы можем спокойно отнестись к тому, что происходит, потому что это не касается нас непосредственно, не пронизывает наше сердце, как кинжал. И нам следует задуматься над тем, как мы относимся к ужасу жизни. Могу ли я сказать от всей души: «Милость Твоя безмерна, человеколюбие Твое неизреченно», — перед лицом того, что происходит? Есть люди, которые это могут сказать, потому что они сами прошли через ужас и вместе со Христом устояли. А мы можем только верой укрепить себя, соединиться с ними, помня, что с ними было и как они это восприняли.

Подготовили архимандрит Лонгин (Чернуха),
монахиня Евтропия (Бобровникова)

Комментариев нет:

Отправить комментарий