Батюшка
Михаил, немолодой сельский священник, отправился ловить рыбу. Река после паводка
еще не вошла в свои берега, клева не было, но батюшкой руководило чувство долга,
которое, впрочем, руководило им всегда. Однако в последние дни это чувство сугубо
обострилось. Приближался праздник Троицы, особо почитаемый в здешних краях, а значит
— с обязательными рыбными пирогами. Однако в деревне, где проживал священник, ни
одного рыбака не осталось.
А ему
никак не хотелось оставить соседей без праздничного пирога. Вот и пришлось взять
удочку и спуститься к реке. Надо отметить, что дело происходило 22 мая, то есть
на Николин день, когда батюшка уже отслужил Литургию и вернулся домой.
Подойдя
к воде, он перво-наперво осенил себя крестным знамением, а потом обратился к святителю
Николаю, архиепископу Мир Ликийских, чудотворцу.
Обратился
не вслух, а мысленно. Мол, так и так, я, дескать, понимаю, что рыба сейчас не клюет
и клевать не может. Но мне до крайности необходимы две рыбешки: для директора школы
Петра Александровича и для Евстолии. Только две!
Петр Александрович, хоть он в церковь не ходит, мужик неплохой, понимающий — это ведь он разрешил преподавать мне Закон Божий, а районные власти препятствовали, мешали… Опять же зимой: вечерами, бывает, выйдем на улицу, поговорим, и котишки наши рядом сидят — присутствуют. Мой Барсик с его Мурочкой очень дружен.
Петр Александрович, хоть он в церковь не ходит, мужик неплохой, понимающий — это ведь он разрешил преподавать мне Закон Божий, а районные власти препятствовали, мешали… Опять же зимой: вечерами, бывает, выйдем на улицу, поговорим, и котишки наши рядом сидят — присутствуют. Мой Барсик с его Мурочкой очень дружен.
Ну
вот. А в прошлый сенокос сын Петра Александровича — Александр Петрович — утонул:
от жары перегрелся, нырнул в речку — сердце и обмерло. Река-то у нас все лето холодная.
Молодой парень был — 30 лет, тоже в школе работал: учителем физики. Трое ребятишек
осталось.
Я его
под отцовы именины как раз отпевал — под праздник Петра и Павла. Говорят, в прежние
времена до Петрова дня не косили, но тогда, может, климат нормальный был? А теперь
— не пойми чего. Петр Александрович с детства погодный журнал ведет — полвека уже,
и получается, что нынешняя погода никакому пониманию не поддается.
И вот,
думаю, сядут они всей семьею за праздничный стол, а рыбного пирога нет. Всегда рыбник
был, и вдруг не стало. Петру Александровичу самому теперь не словить: болеет он
сильно. В этом году даже к реке не спускался.
Излагая
таким образом свой интерес, отец Михаил между тем забросил удочку и всматривался
в поплавок. Поплавок не шевелился. Спохватившись, батюшка спешно добавил, что семья
у директора школы не маленькая: супруга, дочка с мужем, сноха, трое внуков, — стало
быть, и рыбник нужен большой, чтоб всем хватило. И, надеясь на понимание, попросил
у святителя Николая помолиться пред Господом за недостойного иеромонаха Михаила.
Тут
поплавок резко ушел под воду, батюшка подсек и вытянул на берег щуку: впервые в
жизни ему довелось поймать на червяка, да еще у самого берега, такую большую щуку.
Леска не выдержала и оборвалась — хорошо, что рыбина была уже на земле. Он поблагодарил
Господа, связал леску и снова забросил удочку. После чего стал рассказывать про
соседку Евстолию.
Про
то, что она недавно овдовела, что покойный муж ее — дед Сережа — во время войны
был подводником. Последнее обстоятельство отец Михаил повторил и даже сделал небольшую
паузу, намекая этими знаками, что рассчитывает на особое расположение святителя
Николая к морякам.
Сообщил,
что на службу Евстолия ходит каждый воскресный день и всякий раз приносит березовое
полешко для отопления. Такая вот лепта вдовицы. Раньше-то дед Сережа ставил на реке
сеточку, а теперь Евстолия может без пирога остаться. В связи с ее одиночеством
и малой комплекцией батюшка и рыбку просил некрупную. Только одну!
Попалась
плотвица граммов до 600: из такой выходит сочнейший пирог классического размера.
Еще раз поблагодарив Господа, а затем и святителя Николая за его скорую отзывчивость
на молитвы, батюшка смотал удочку и пошел домой.
Все,
что происходило до сей минуты, едва ли удивит верующего человека: по молитвам, известно,
и не такое случается, — самое интересное началось именно теперь. Отец Михаил вдруг
остановился и в полном смятении произнес: «Господи, прости меня, грешного: про Анну
Васильевну позабыл!».
Его
охватило чувство обжигающего стыда: просил две рыбы, две получил, и после этого
начинает молиться еще об одной? Ну, конечно же, срам! «Господи, аще можешь, прости!»
— повторял он. В стенаниях вернулся к реке, но забрасывать удочку не спешил, посчитав
это безумной дерзостью.
Сначала
следовало объясниться. И опять мысленно: мол, так и так, нужна третья рыба. Анна
Васильевна, конечно, превеликая стерва! Тут отец Михаил испуганно обернулся — не
слышал ли кто его бранной и осудительной мысли? Но рядом никого не было.
Занимательно, что святителя Николая, которому, собственно, и направлялось умственное послание, батюшка при этом нисколечко не забоялся. И затем рассказал, как старуха распускает про него всякие слухи, как не дает пользоваться своим колодцем — ближайшим к дому священника, и потому приходится ходить с ведрами чуть не за тридевять земель.
Но это все — ерунда, признавал батюшка: слухи и сплетни для нас — вроде как ордена и медали, путешествия с ведрами — гимнастика. Главное — у Анны Васильевны отец священником был, да в лихие годы умучен. Батюшку Михаила смущала будущая встреча с ним. Действительно, встретятся ТАМ, а протоиерей Василий и спросит: «Что ж ты — не мог моей дочери рыбешки для пирога изловить?».
Так что, продолжал рассуждения отец Михаил, хоть она и пакостница, но рыбешку надо поймать: может, это последний пирог в ее жизни. А что вредная, дескать, — не ее вина: сколько она с малых лет за отца-священника претерпела! И попросил ну хоть самую малюсенькую рыбешку. Клюнул какой-то подлещичек — на небольшой пирожок. Отец Михаил сказал: «Все, все, виноват, ухожу», — и без остановки в деревню.
Занимательно, что святителя Николая, которому, собственно, и направлялось умственное послание, батюшка при этом нисколечко не забоялся. И затем рассказал, как старуха распускает про него всякие слухи, как не дает пользоваться своим колодцем — ближайшим к дому священника, и потому приходится ходить с ведрами чуть не за тридевять земель.
Но это все — ерунда, признавал батюшка: слухи и сплетни для нас — вроде как ордена и медали, путешествия с ведрами — гимнастика. Главное — у Анны Васильевны отец священником был, да в лихие годы умучен. Батюшку Михаила смущала будущая встреча с ним. Действительно, встретятся ТАМ, а протоиерей Василий и спросит: «Что ж ты — не мог моей дочери рыбешки для пирога изловить?».
Так что, продолжал рассуждения отец Михаил, хоть она и пакостница, но рыбешку надо поймать: может, это последний пирог в ее жизни. А что вредная, дескать, — не ее вина: сколько она с малых лет за отца-священника претерпела! И попросил ну хоть самую малюсенькую рыбешку. Клюнул какой-то подлещичек — на небольшой пирожок. Отец Михаил сказал: «Все, все, виноват, ухожу», — и без остановки в деревню.
Весть
об успешной рыбалке облетела округу, народ побежал к реке. Ловили день, ловили другой
— все впустую. Решили, что священник поймал случайно, по недоразумению, и успокоились.
Cвященник Ярослав Шипов
Комментариев нет:
Отправить комментарий