О своей
новой книге «Несвятые святые» рассказывает сам автор — архимандрит Тихон (Шевкунов),
наместник московского Сретенского монастыря. Патерик
— современный, без лжи и прикрас, с юмором и добротой. Рядом с нашим миром, известным
всем, переходящим из одного общественно-политического состояния в другое, где все
чаще и чаще страшные события становятся уже не только навязчивыми, но и привычными,
в которых порой царит отчаяние, а иногда и ужас, — реально существует абсолютно
иной мир.
Если
назвать этот мир Церковью, многие не поверят. Для большинства наших соотечественников
слово «Церковь» связано с массой стереотипов, которые порой крайне непривлекательны:
от церковного официоза до тоскливого мракобесия. Но на самом деле это все случайные
черты. Как у Блока: «Сотри случайные черты — И ты увидишь: мир прекрасен».
Каждый
может легко и свободно войти в этот удивительный мир, ощутить себя в нем настоящим
гражданином, участником ни с чем не сравнимой жизни. Ощутить Промысл Божий в своей
судьбе, уразуметь, что жизнь идет по совершенно иным законам. Понять, что если сойти
с этого порой порочного и жестокого круга, в который втягивается человек (в том
числе и церковные люди), то мы оказываемся в мире Божием.
Человек, попробовавший, что это такое, конечно, не сможет никогда этого забыть. Рассказанные в этой книге истории объединяет лишь одно — от всего сердца мне хотелось поведать о Промысле Божием. Это и есть самое поразительное чудо, которое можно проверить на себе самом. Ведь, как сказал один из подвижников, каждый христианин может написать свое Евангелие. И мы все являемся свидетелями того, как Бог ведет этот мир.
Человек, попробовавший, что это такое, конечно, не сможет никогда этого забыть. Рассказанные в этой книге истории объединяет лишь одно — от всего сердца мне хотелось поведать о Промысле Божием. Это и есть самое поразительное чудо, которое можно проверить на себе самом. Ведь, как сказал один из подвижников, каждый христианин может написать свое Евангелие. И мы все являемся свидетелями того, как Бог ведет этот мир.
О ТОМ,
КАК МЫ УХОДИЛИ В МОНАСТЫРЬ
Вобще-то,
в монастырь мы в начале восьмидесятых годов не уходили, а сбегали. Думаю, нас считали
немножко сумасшедшими. А иногда и не немножко. За нами приезжали несчастные родители,
безутешные невесты, разгневанные профессора институтов, где мы когда-то учились.
За одним монахом (а он сбежал, уже выйдя на пенсию и вырастив до совершеннолетия
последнего из своих детей) приезжали сыновья и дочери.
Они орали на весь монастырь, что сейчас же увезут папочку домой. Мы прятали его за огромными корзинами в старом каретном сарае. Дети уверяли, что их отец, заслуженный шахтер, выжил из ума. А он просто на протяжении тридцати лет день и ночь мечтал, когда сможет начать подвизаться в монастыре.
Они орали на весь монастырь, что сейчас же увезут папочку домой. Мы прятали его за огромными корзинами в старом каретном сарае. Дети уверяли, что их отец, заслуженный шахтер, выжил из ума. А он просто на протяжении тридцати лет день и ночь мечтал, когда сможет начать подвизаться в монастыре.
Мы
его прекрасно понимали. Потому что и сами бежали из ставшего бессмысленным мира
— искать вдруг открывшегося нам Бога, почти так же, как мальчишки убегали юнгами
на корабли и устремлялись в далекое плавание. Только зов Бога был несравненно сильнее.
Преодолеть его мы не могли.
Точнее,
безошибочно чувствовали, что если не откликнемся на этот зов, не оставим всего и
не пойдем за Ним, то безвозвратно потеряем себя. И даже если получим весь остальной
мир со всеми его радостями и утехами, он нам будет не нужен и не мил.
Конечно,
было страшно жаль, в первую очередь, растерянных перед нашей твердостью, ничего
не понимающих родителей. Потом — друзей и подруг. Наших любимых институтских профессоров,
которые, не жалея времени и сил, приезжали в Печоры «спасать» нас. Мы жизнь готовы
были за них отдать. Но не монастырь.
Нашим
близким все это казалось диким и совершенно необъяснимым. Помню, я уже несколько
месяцев жил в монастыре, когда сюда приехал Саша Швецов. Было воскресенье — единственный
свободный день на неделе. После чудесной воскресной службы и монастырского обеда
мы, молодые послушники, лежали, блаженно растянувшись на кроватях, в нашей большой
и солнечной послушнической келье. Вдруг дверь распахнулась, и на пороге появился
высокий парень, наш ровесник, лет двадцати двух, в фирменных джинсах и дорогущей
куртке.
— А
мне здесь нравится!— заявил он нам, даже не поздоровавшись. — Я здесь останусь!
«Вот поставят тебя завтра на коровник или канализацию выгребать, тогда посмотрим,
останешься ты или нет», — позевывая, подумал я. Наверное, примерно то же пришло
в голову всем, кто вместе со мной разглядывал эту столичную штучку, залетевшую в
древний монастырь.
Саша
оказался сыном торгпредского работника, жил с родителями в Пекине, Лондоне и Нью-Йорке
и только недавно вернулся в Россию — учиться в институте. О Боге он узнал с полгода
назад — немногое, но самое главное. И, видно, по-настоящему узнал. Потому что с
того времени стал мучиться от полной бессмысленности своей жизни и неприкаянности,
пока не набрел на монастырь.
Сразу
оценив, что нашел как раз то, что искал, он даже не стал сообщать о своем новом
месте обитания родителям. Когда мы упрекнули Александра в жестокости, он успокоил
нас, сказав, что «батя по-всякому скоро меня отыщет».
Так
и случилось. Сашин папа приехал в Печоры на черной «Волге» и устроил показательный
скандал с участием милиции и КГБ, с привлечением школьных друзей и институтских
подруг — со всеми привычными для нас инструментами по вызволению из монастыря.
Продолжалось это довольно долго, пока отец в ужасе не убедился, что все напрасно и Сашка никуда отсюда не уйдет. Казначей, архимандрит Нафанаил, пытаясь хоть как-то утешить московского гостя, ласково сказал ему: «Ну вот, отдадите своего сыночка в жертву Богу. Станет он печерским иеромонахом, еще будете им гордиться...».
Продолжалось это довольно долго, пока отец в ужасе не убедился, что все напрасно и Сашка никуда отсюда не уйдет. Казначей, архимандрит Нафанаил, пытаясь хоть как-то утешить московского гостя, ласково сказал ему: «Ну вот, отдадите своего сыночка в жертву Богу. Станет он печерским иеромонахом, еще будете им гордиться...».
Помню,
какой дикий вопль огласил тогда монастырь:
— Никогда!!!
Это орал Сашкин папа, который просто еще не знал, что отец Нафанаил был прозорливым, а то не стал бы так нервничать. Сашка действительно сейчас иеромонах. Причем единственный из всех нас, бывших в день его первого приезда в послушнической келье, кто остался служить в Псково-Печерском монастыре.
А Сашин папа, Александр Михайлович, через десять лет стал работать со мной в Москве, в Донском монастыре, а потом и в Сретенском — заведующим книжным складом. На этой церковной должности, став самым искренним молитвенником и искателем Бога, он и отошел ко Господу.
ЧУДО
С СЕСТРОЙ ГЕНЕРАЛА
В Евангелии
от Луки рассказывается о событии в маленьком рыбацком городишке — об исцелении Господом
Иисусом Христом женщины, почти двадцать лет страдавшей от неизлечимой болезни.
Исцеление
кровоточивой
женщины (фреска). Римские катакомбы |
—Кто
только что прикоснулся ко Мне?
Ученики
удивились:
— Народ
со всех сторон нещадно теснит Тебя, все норовят хоть на мгновение завладеть Твоим
вниманием. А Ты говоришь: «Кто прикоснулся ко Мне?..».
Христос
отвечал, что все это так, но среди давки и толкотни Он почувствовал, что Его Божественная
сила вдруг изошла к одному из людей. И тогда женщина, стоявшая поблизости, со стыдом
призналась, что это она дотронулась до одежд Учителя. Со стыдом — потому что, по
иудейским законам, она считалась нечистой по причине своей женской болезни и не
должна была дотрагиваться до людей, дабы не осквернить их. А призналась — потому
что с того мгновения безошибочно почувствовала: болезни в ней больше нет!
В ответ
на это Христос обратил к женщине слова, которых было достаточно, чтобы объяснить
случившееся чудо и ей, и ученикам, и нам с вами:
— Велика
вера твоя! Иди с миром!
Так
во все времена переплетаются смиренная и всесильная вера в Бога и гроша ломаного
не стоящие временные человеческие законы, ложный стыд и боязнь людского осуждения.
Все
вы, братья и сестры, конечно, помните, как недавно мы праздновали шестисотлетие
события, в честь которого основан наш монастырь, — сретения Владимирской иконы Божией
Матери — избавления Москвы от нашествия хана Тамерлана.
Какой
это был праздник! Тогда из Третьяковской галереи к нам в монастырь на один день
была принесена древняя чудотворная Владимирская икона Пресвятой Богородицы, главная
святыня Руси.
В крестном
ходе, начавшемся в Кремле и завершившемся здесь, в Сретенском монастыре, участвовали
более тридцати тысяч человек. Лил сентябрьский дождь. Святейший Патриарх и сонм
духовенства в насквозь мокрых облачениях медленно шли вслед за иконой, а люди стояли
вдоль улиц и, когда великую святыню проносили мимо них, опускались на колени — в
лужи, на мокрый асфальт — никто не глядел куда.
Был
уже третий час ночи, когда, наконец, последний человек из огромной очереди вошел
в наш храм и поклонился святыне. В опустевшей церкви перед возвышающейся на постаменте
чудотворной иконой остались лишь те, кто обеспечивал ее доставку и сохранность:
ученые-искусствоведы из Третьяковской галереи, сотрудники администрации города,
высокие милицейские чины. Все стояли в молчании. Раскрывшаяся за эти часы картина
народной веры была для них ошеломляющей.
Мы
с братией в последний раз сделали перед иконой земные поклоны. Потом приложились
к святыне, и я сказал чиновникам:
— Вот
сейчас — единственный шанс в вашей жизни, когда в такой день и в таком месте вы
можете подойти к великой иконе и помолиться Царице Небесной. Через несколько минут
икону увезут в музей. Я все понимаю: вы люди сановные, но не упустите этой возможности.
Чиновники
поглядывали друг на друга, переминались с ноги на ногу, смущенно улыбались, но не
сходили с места. Думаю, каждый из них, будь он здесь один, с радостью поклонился
бы этой древней великой святыне, попросил бы у Матери Божией о самом сокровенном.
Но теперь, как говорится в Евангелии, «страха ради иудейска», все стояли словно
деревянные.
И вдруг
один высокий милицейский чин, с лицом, мгновенно покрасневшим, как советский флаг,
неожиданно выступил вперед. Он сердито крякнул, сунул свою фуражку какому-то майору
и, поднявшись по ступеням к иконе, неумело положил перед ней три поклона. Громко
чмокнул в бронированное стекло и стал что-то усердно шептать Матери Божией. Еще
раз грузно поклонился до земли и, пятясь, спустился вниз. Выдернул фуражку из рук
разинувшего от изумления рот милиционера и, мрачно оглядев всех, отошел в сторону.
— Молодец,
товарищ генерал! — сказал я. — За такое Матерь Божия вас никогда не оставит. — И
обернулся к музейным работникам: — Все, увозите икону.
Прошла
неделя. Мы собрали на праздничную трапезу тех, кто принимал участие в подготовке
нашего праздника — братию, многочисленных сотрудников монастыря, искусствоведов
из Третьяковки, городских чиновников, наш хор. Просто чтобы всех поблагодарить.
На трапезу пришел и тот самый генерал.
— А
вы знаете, со мной ведь тогда чудо случилось! — сказал он, провозглашая тост.
И поделился
тем, что с ним произошло.
Когда
ночью в храме генерал услышал предложение подойти к чудотворной иконе, он, как и
все, поначалу просто испугался. Рядом стояли люди его положения и даже те, от кого
он зависел. Но как раз в те дни генерала посетила беда: его старшая сестра, жившая
во Владимире, попала в автомобильную катастрофу, у нее раздробило обе ноги.
Там же, во Владимире, ей сделали многочасовую операцию, одну ногу собрали и уложили в гипс. Предстояла новая операция — на второй ноге, с длительным наркозом. Но сестра генерала была уже очень пожилой женщиной, и врачи боялись, что больное сердце может не выдержать этого испытания.
Там же, во Владимире, ей сделали многочасовую операцию, одну ногу собрали и уложили в гипс. Предстояла новая операция — на второй ноге, с длительным наркозом. Но сестра генерала была уже очень пожилой женщиной, и врачи боялись, что больное сердце может не выдержать этого испытания.
В ту
ночь генерал, решившись, подошел к иконе Божией Матери и прошептал:
— Матерь
Божия, мне ничего не надо, у меня все есть. А вот сестра... У нее завтра операция.
Я боюсь, она не выдержит... Помоги ей!
На
следующее утро генерал позвонил в больницу, чтобы узнать, как проходит операция.
Однако ему сказали, что никакой операции не было. На его недоумение врачи ответили,
что утром, перед тем как везти женщину в операционную, ей сделали последний рентгеновский
снимок, на котором вдруг обнаружилось, что раздробленные кости ноги расположены
именно так, как им и следует, чтобы правильно срастись.
По-видимому,
ночью больная как-то счастливо повернулась, кости выстроились самым удачным образом,
и медикам оставалось только, не теряя времени, наложить гипс.
Исцеление
кровоточивой женщины произошло две тысячи лет назад на окраине Римской империи,
в захолустном галилейском городке Капернауме. А история с милицейским генералом
и его сестрой — в наше время, в Москве.
Евангельские
события представляются многим чудесной, но несбыточной сказкой. Возвышенной, красивой,
делающей человека, да что там человека — человечество! — лучше. Но все же — сказкой...
Но это не так! Апостол Павел сделал когда-то великое открытие — такое важное, что
его надо крепко помнить каждому из нас. Ведь это только кажется, что открытия происходят
лишь в физике или медицине. Так вот, апостол Павел обнаружил важнейший, основополагающий
закон нашего мира. И сформулировал его так: «Господь Иисус Христос вчера и сегодня
и вовеки — Тот же!».
Комментариев нет:
Отправить комментарий