АРХИМАНДРИТ ЛОНГИН (ЧЕРНУХА): «МОЯ ДОРОГА К БОГУ НАЧАЛАСЬ ОТ ШКОЛЬНОЙ ДОСКИ»

15 августа — девять дней, как ушел из жизни главный редактор «Церковной православной газеты» архимандрит Лонгин (Чернуха). Ушел в расцвете лет, когда еще сохранилась энергия молодости и при этом уже накоплен серьезный опыт — духовный и профессиональный.

В память о нашем главном редакторе публикуем (в сокращении) интервью, данное отцом Лонгином для портала «Православие в Украине» в 2009 г. Возможно, многие уже читали его, но для тех, кто не читал, мы решили поместить это интервью, чтобы и они услышали слово нашего батюшки.

О ПЕРВОМ ДНЕ УЧИТЕЛЯ, СВОЕМ ВОЦЕРКОВЛЕНИИ И ГОСПОДНЕМ ПРОМЫСЛЕ

— Отец Лонгин, известно, что у Вас, кроме духовного, есть еще и педагогическое образование. Каким Вам запомнился Ваш первый День учителя в профессиональном статусе?

— Да, я окончил педагогическое училище, специальность — «Младшая школа, начальные классы». Поступил работать в одну из ровенских школ. Школа была новая, только первый год как открылась. Было мне тогда 19 лет.

Перед празднованием Дня учителя, а его обычно отмечают в пятницу, у меня как раз была пересменка, я принимал детей, которые оставались в группе продленного дня. Была перемена, дети гуляли кто где: в коридоре, во дворе. Вдруг ко мне прибегают ученики. «Там, — говорят, — у нас Юра упал и не дышит». «Как упал?» — спрашиваю. «С качели! Делал “солнышко”». Я бегом вниз. Смотрю: дышит, плачет, но в полусознательном состоянии. Я сразу прощупал ноги, руки: все сгибается, все целое, нет болевой реакции. А когда прикоснулся к голове, он ее резко отдернул. Я понял, что это черепно-мозговая травма. Вызвали «скорую»...

Cо «скорой» я сопровождал ребенка в реанимацию, помогал ему, переодевал. И тут он потерял сознание! Врачи сказали, если он придет в себя, тогда они смогут что-то делать. А пока не пришел, остается только ждать.

Моя коллега на группе продленного дня (к сожалению, уже покойная, очень хорошая женщина, и встреча с ней была промыслительной — так началось мое воцерковление) сказала: «Надо идти в церковь и молиться». Я говорю: «Да, конечно». «Ты был когда-нибудь в церкви?» Я отвечаю: «Был, когда друзья венчались. Стоял, смотрел». «А исповедовался?» «Нет, — говорю, — никогда». «А крещеный?» «Да, — отвечаю. — Бабушка в детстве тайно от родителей крестила».

Решил: в воскресенье иду в церковь. Звоню в больницу весь вечер пятницы... Суббота: утром мальчик без сознания, днем — без сознания, вечером — без сознания. В воскресенье утром опять звоню — все так же. Я иду на службу. Исповедался, как мог, что знал, как понимал — рассказал. Даже причастился. Прихожу домой и сразу же снова звоню, естественно, в реанимацию. Мне говорят, что мальчик пришел в себя, его перевели в нейрохирургию... Для меня это был первый подобный опыт. Я понял, что Господь услышал мою молитву.

— Да уж, первый День учителя получился, что называется, хуже не придумаешь...

— В школе в этой ситуации меня морально очень поддержал педколлектив. Все понимали, что ситуация сложная, не уследишь. Да и родители знали, на какие проделки их сын способен: отец сам не раз снимал мальчика с качели, запрещал кататься. Вот такие воспоминания связаны у меня с Днем учителя.

Мальчик этот через месяц выздоровел и начал ходить в школу. Правда, стал немного спокойнее, на качелях уже не катался.

Должен сказать, моя группа продленного дня собрала детей из разных классов — с первого по четвертый. Много было деток, скажем так, непростых — озорных и непоседливых: то кто-то убежит через дорогу, то чуть не залезет в воду, то едва не разобьет теплицу. За их здоровье и безопасность я очень переживал. И каждое воскресенье стал ходить на службу и молиться, чтобы Господь благословил следующую неделю пережить без происшествий.

В целом у меня получилось, с Божией помощью, установить с детворой очень хороший контакт. Мы проводили интересные занятия: много общались, читали, играли в игры. Естественно, это все подкреплялось элементами моего нового мировоззрения. То есть, я уже пришел к вере, и мне хотелось с детьми этим поделиться.

Помню, как-то мы читали вслух «Пятнадцатилетнего капитана» Жюля Верна. И в тексте встречалось много упоминаний «так было угодно Провидению» или же герои — благородные, достойные люди — молились Богу. Мы с детьми обращали на это внимание. Садились с атласом, смотрели, как следовал «Пилигрим», какие на его пути встречались страны, какие в них жили животные. И в то же время я обращал внимание на нравственность героев.

Как только мы прочитали роман, провели по книге «Поле чудес». Я прихожу в школу, навстречу мне бежит мальчик и кричит: «Виталий Григорьевич! Вчера по телевизору показывали Дика Сэнда» (главного героя книги. — Ред.). Как раз так совпало, что вышел фильм по роману писателя. И это совпадение мне показалось своего рода знаком: существует некая связь с тем, чем мы занимаемся с детьми, на что мы обращаем их внимание, с тем, что приходит к ним извне.

«КОГДА ШЕЛ В СЕМИНАРИЮ, ДУМАЛ, БУДУ УЧИТЬСЯ ХУЖЕ ВСЕХ»

— С тех пор Ваша жизнь изменила русло?

— Да, я стал ходить в церковь и встретил очень хорошего священника. Во-первых, я обратил внимание на его глубокие и сильные проповеди. Во-вторых, в нем сочетались и грамотность, и благородство, и духовная глубина. К тому времени я уже узнал, что есть такое понятие, как «духовный отец». Поэтому подошел к нему и сказал: «Будьте моим духовным отцом». Он улыбнулся и ответил: «Так не бывает, о таком люди не договариваются. Это как-то складывается постепенно, само по себе». Я понял, о чем речь, и все же до сих пор считаю его своим первым духовным наставником.

Сегодня отец Роман служит в другом городе, уехал из Ровно, где мы с ним познакомились. К сожалению, мы очень редко видимся, но общение с этим человеком привело меня к мысли, что я тоже хотел бы быть священником.

Сейчас понимаю, насколько это было, с одной стороны, наивной, а с другой — дерзкой мыслью. Но, тем не менее, со временем у меня появилось желание поступить в духовную семинарию. Я думал, что там, конечно, буду хуже всех учиться, потому что в Церковь пришел недавно. Но все же понимал, что нуждаюсь в духовных знаниях. А та информация, которую я получал отрывочно, общаясь с людьми на приходе или вычитав из каких-то книг (а тогда, в 1991–1992 гг., было очень туго с духовной литературой), не имела никакой системы. И этот священник благословил меня в моем желании. Хотя сейчас понимаю, что я бы на его месте, может быть, сомневался.

Вообще, все проходило удивительным образом. Оглядываясь назад, я понимаю, что это были промыслительные события и встречи. Дело происходило летом 1992 г. Я с другом поехал посмотреть Киев. А время было как раз только-только после раскола. На моих глазах происходило разделение и связанные с ним баталии в Ровно. В Киеве я встретил знакомого священника, который, спросив, зачем я здесь, велел мне ехать за документами, нужными для поступления в семинарию. Я сразу же вернулся в Ровно, взял все необходимое и успел поступить.

«ЕДЫ БЫЛО МАЛО, ДУХОВНОГО РВЕНИЯ — ОЧЕНЬ МНОГО»

— Какими тогда были духовные школы, в сравнении с днем сегодняшним?

— Конечно, разница есть. Во-первых, это был период интенсивного духовного возрождения в обществе в целом. И в основном в духовные школы шли люди (имею в виду не себя, а людей, с которыми познакомился и общался), которые совершали духовный подвиг. Потому что приходилось идти наперекор воле родителей, друзей, знакомых, сотрудников. Тогда за некоторыми еще пытались следить спецслужбы...

Конечно, это не те испытания, которые доводилось проходить студентам в жесткие атеистические годы, но, тем не менее, люди оставляли работу, заработок и шли учиться. Шли, понимая, что тех привилегий, которые даются студентам во время учебы, от государства они не получат. То есть, люди обрекали себя на очень скромное материальное существование. Некоторые оставляли другие вузы, ради того чтобы уйти в семинарию.

С другой стороны, это был действительно внутренний подъем, и была сильная жажда духовных знаний, большой интерес к духовной жизни. Интересно, что в первые годы существования семинарии, а затем академии, чувствовалась очень тесная связь с монастырем. Был даже такой период, когда воспитанники семинарии жили в одних келиях с монашеской братией. Мест в общежитии не хватало, а те комнаты, которые предназначались для студентов, были переполнены. Очень скромными были бытовые условия.

— Вас это не смущало?

— Нет, мне казалось, что так и должно быть. В связи с расколом (известно, что Филарет в свое время приватизировал церковную казну — огромные деньги ушли вместе с ним) в наших духовных школах намного скромнее стало питание. Например, за семь лет учебы мясное я ел три или четыре раза.

— Просто афонские подвижники какие-то!..

— Да, так жили семинаристы. Условия были очень скромными. Конечно, постепенно кто-то где-то устраивался: то на приходе, то искал подработки. Ведь не всех могли поддерживать родители, некоторые сами не хотели принимать во взрослом возрасте такую поддержку. Как-то с Божией помощью этот сложный период преодолевался.

На тот момент в Киеве в духовных школах еще не сложились какие-то особые духовные традиции. У нас не хватало преподавателей, которые были бы на таком уровне, как, допустим, в Московской духовной академии, в Санкт-Петербурге. Но, тем не менее, выходцы оттуда приезжали к нам, и те знания, которые они нам передавали, были весьма важны.

Мне очень запомнились лекции уже ныне владыки, сейчас он в Канаде, Иова (Смакоуза). И его лекции, и его отношение к храму, его духовная и пастырская деятельность. Можно сказать, что он составлял ядро духовных школ, многие к нему тянулись. Да и сам этот человек из династии священников.

В любом случае, нехватка академических знаний с лихвой компенсировалась возможностью общаться с единомышленниками, читать духовную литературу, быть рядом со святынями и участвовать в духовной жизни монастыря. Мне кажется, что даже и в то время поступающие в духовные школы, те, кто искренне желал получить знания, могли извлечь очень много пользы и для души, и для разума. Даже когда наша педагогическая практика не была на таком высоком уровне, как сейчас.

«НАМ ГОВОРИЛИ: “СЕМИНАРИСТЫ? ДЛЯ ВАС ЛЬГОТ НЕТ!”»

— Можно ли сказать, что те, кто в то время уходил из общества в духовные школы, оказывались в статусе изгоя? Если да, то как психологически преодолевали эту ситуацию?

— Когда я, например, шел учиться в семинарию, то против этого выступил мой отец. Потому что был человеком неверующим, хотя в детстве его крестили. Вся его жизнь и воспитание (он был военнослужащим) прошли в другой атмосфере, в иных взглядах на жизнь. Хотя, нужно сказать, что к концу жизни он с этим смирился и даже меня поддерживал. Но поначалу в этом отношении были свои сложности. А в школе, например, когда я уходил, меня поддержали. И директор, и завуч, с которыми я сдружился и мы сработались...

Знаю, что были случаи среди тех, кто поступал до меня, когда действительно ощущалась некая отчужденность. Но это чувство обитало в той среде, откуда мы пришли. Потому что, когда мы приезжали в семинарию, здесь собиралось множество единомышленников. А во внешней среде... Когда, к примеру, покупали в кассе билет по нашему студенческому, нам говорили, что Церковь отделена от государства, и льготы нам не положены. Что тут скажешь, было неприятно. Стипендии мы не получали, и материально было достаточно сложно.

Вообще, те годы я вспоминаю как годы информационной блокады, изоляции Церкви от общества. Когда не приглашали ни в газеты, ни на радио, ни на телевидение. И нам хотелось, чтобы люди многое услышали через СМИ, а оно просто оставалось в тени. Как правило, поддерживались какие-то деструктивные стороны, утверждался раскол. И это тоже вызывало чувство отчужденности от общества, но не так сильно, как это было в советские времена.

ПЕРВАЯ ВОСКРЕСНАЯ ШКОЛА: ВМЕСТО ПОЛА — ПЕСОК...

— Как возникла мысль взяться за преподавание в семинарии и академии?

— Когда я пришел учиться в семинарию, узнал, что здесь есть воскресная школа. Очень обрадовался, потому что это было то, что мне, во-первых, интересно, а во- вторых, у меня было сильное желание исправить ошибки прошлого. В свое время, в училище на педпрактике, говорить с учениками о вере много и серьезно мы не могли. Представьте, что студентку, которая вышла замуж и венчалась, исключили из училища. То есть, времена были достаточно жесткие.

...Помню, как-то в школе я вел урок, на котором даже сказал, что Бога нет. Мол, есть законы природы, что-то еще. Чтобы реабилитироваться за такие слова, мне хотелось обязательно попасть в воскресную школу и учить детей другому.

И вот, подошел однажды ко мне отец Андрей Ткачев, правда, тогда он еще не был отцом, а просто Андреем, мы с ним жили в одной келии. Сначала мы учились на одном курсе, а потом его перевели на курс старше, поскольку он был человеком эрудированным, много знал. На тот момент он уже преподавал в детской воскресной школе при Киевской духовной академии. Ему предстояла поездка, и, зная, что я имею опыт преподавания, он обратился ко мне, чтобы я его заменил. Я очень обрадовался! Готовился, с большим трепетом шел на этот урок! Но так сложились обстоятельства, что в тот раз мой дебют не состоялся. Тогдашний директор школы, узнав, что я — всего лишь на первом курсе семинарии, вести уроки мне не доверил.

Конечно, я расстроился, но хватило смирения воспринять это как должное. Продолжил учиться и уже в следующем году стал вести воскресную школу в Вышгороде у отца Димитрия Денисенко. Храм у него только-только восстанавливался, и воскресная школа проходила в условиях стройки: вместо пола — песок, не было столов, сидели на скамеечках, не было хорошего отопления — кутались в сто одежек... Я проработал там два с половиной года, впечатления остались очень приятные.

«ПРИНЦИП ВОСКРЕСНОЙ ШКОЛЫ ПРИ КДА — ПОМОЧЬ РОДИТЕЛЯМ ВОСПИТЫВАТЬ В ДУХОВНОМ ПЛАНЕ СВОИХ ДЕТЕЙ»

— На третий год моей учебы в семинарии в нашей воскресной школе произошли изменения. В основном, благодаря отцу Кириллу (Говоруну), тогда он был еще Сергеем, отцу Тихону (Софийчуку) и отцу Владиславу, его брату, отцам Владимиру Савельеву и Николаю Клименко.

Итак, я попал в этот коллектив. В то время школа состояла из одной группы взрослых и группы детей. И мы вместе решили, что нужно разбить обучение на несколько лет и разделить детскую группу на две. Поначалу и во взрослой группе обучение длилось четыре года. У детей вскоре появилось уже три группы. И с 1995 г. по сей день в моей жизни почти все воскресные дни учебного периода были посвящены работе в воскресной школе.

Если говорить о педагогической работе, то сложна она не только тем, что трудно «лепить» человека, но и тем, что ты далеко не сразу видишь результат своей деятельности. Ты должен понимать, что невозможно за миг сделать человека таким, как ты бы хотел. Во-первых, по той причине, что ты сам далеко не совершенен, не всегда правильно поступаешь. Во-вторых, детки растут и многому учатся, это постоянный процесс, и сразу, в какой-то определенный срок, добиться конкретного результата невозможно.

Из учеников нашей детской воскресной школы есть ребята, которые продолжили духовное образование. Так, один мальчик окончил Черниговское духовное училище, затем нашу семинарию и сейчас учится заочно в академии. Двое ребят окончили нашу духовную семинарию и, надеюсь, станут священниками.

Конечно, многое зависит от семьи и родителей, потому что только одна воскресная школа не может воспитать ребенка. Собственно, принцип нашей школы — помочь родителям воспитывать в духовном плане своих детей.

«ТРИЖДЫ Я ПИСАЛ СТАРЦУ ЗАПИСОЧКУ С ВОПРОСОМ “ЖЕНИТЬБА ИЛИ МОНАШЕСТВО?”. И ТРИЖДЫ ПОЛУЧАЛ ОТВЕТ...»

— Вы оканчивали академию Виталием, а преподавали уже как иеродиакон Лонгин. Как далось Вам решение столь кардинально поменять жизненный путь?

— На самом деле с монашеством получилось все очень просто. Когда я оканчивал академию, то думал о том, что мне нужно как-то определяться в жизни, жениться. Была девушка, с которой могли сложиться отношения. Но присутствовала все-таки некая неопределенность. Передо мной стоял вопрос: монашество или женитьба? И я отправлял со своими знакомыми, ездившими к отцу Николаю на остров Залит, записочку с вопросом: «женитьба или монашество?». Было это раза три. И все эти три раза я получал один и тот же ответ — монашество.

— Но он же Вас совсем не знал и не видел никогда!

— В том-то и дело! Но я считаю, что это действительно удивительный человек, прозорливый. Как-то у меня появилась возможность съездить к отцу Николаю. Я тогда еще не был в сане и должен был сопровождать одного священника. Подумал: «Вот теперь я точно узнаю!». Приехали, и отец Николай прямо мне сказал: «Монашество». Правда, вскоре последовало искушение ослушаться отца Николая, но Господь вновь не оставил, и я доверился воле старца. Мучительного поиска все-таки не было.

«С ПЕДАГОГИКОЙ УЖЕ НЕ РАССТАЮСЬ»

— Если говорить о Вашем учительском опыте, то чувствуете ли, что это Ваше призвание, и Вы его здесь реализуете?

— Господь так устроил, что с педагогической деятельностью я уже не расставался. Довелось даже стать одним из организаторов Всеукраинского православного педагогического общества.

Общество проводит разные конференции, курирует вопросы преподавания в школах и последние четыре года ведет работу над экспериментальным курсом, начавшимся в Киеве и распространившимся уже по Украине, «Христианской этики в украинской культуре» в младшей школе. То есть, в соавторстве с несколькими педагогами, среди которых есть и священник, мы создали четыре комплекта для четырех классов. Туда входят: учебник, рабочая тетрадь, аудиосопровождение и методичка. И я продолжаю работать над этим проектом.

Конечно, чтобы работать на педагогической ниве, нужно очень много времени. На сегодняшний момент я вижу, что мне его не хватает. Не хватает и сил, поскольку сейчас основное мое послушание несколько иное, хотя и связано с просветительской деятельностью. Но, для того чтобы работать с детьми, надо постоянно быть в этом процессе. Тот духовный опыт, который получаешь, необходимо переваривать, думать, как преподнести его детям. Потому что иначе нельзя.

Можно много знать, но нужно еще уметь это преподнести, передать. Особенно детям, где в классе один-два ученика из церковных семей, а все остальные или воцерковляющиеся, или сочувствующие, или вообще далекие от этого. И вот всем им нужно так рассказать о Боге, чтобы не загрузить сверх меры, не отбить охоту получать и дальше духовные знания.

«Я БЫЛ ПРОТИВ ТОГО, ЧТОБЫ ВВОДИЛСЯ ОДИН ОБЯЗАТЕЛЬНЫЙ КУРС ХРИСТИАНСКОЙ ЭТИКИ»

— Расскажите, пожалуйста, о процессе работы над курсом христианской этики для младшей школы. Может быть, были какие-то трудности, препятствия при его составлении и реализации?

— Очень долгое время наши церковные педагоги, священнослужители, которые понимали всю необходимость преподавания духовной дисциплины в школе (поскольку школа — это не только обучение, но еще и воспитание, и воспитывать нужно «разумное, доброе, вечное»), всячески пытались ввести предмет с духовной составляющей. И очень долгие годы мы слышали отказ… Говорили, что у нас поликонфессиональное общество, и невозможно преподавать один предмет для разных детей. Я считаю, что на самом деле это очень удобная отговорка, у которой в какой-то мере, конечно, имеется основание. Но, с другой стороны, она недостаточна как аргумент отказа от преподавания духовных дисциплин в школе.

Постепенно у меня сформировалась своя точка зрения. Если говорить о предмете «Христианская этика в украинской культуре», экспериментальная апробация которого сейчас проходит в более чем 130 школах Киева, то хочу сказать следующее. Я взялся за этот предмет и изначально был против того, чтобы вводился один обязательный курс для всех школ. И потому, что у нас поликонфессиональное общество, и потому, что дети в классах очень отличаются в духовном плане (и воцерковленные, и невоцерковленные, и неверующие). Далеко не все учителя у нас готовы преподавать эту дисциплину. И введение такого предмета одним росчерком пера, по директиве, могло бы сформировать негативное отношение к нему, во-первых, со стороны детей, а во-вторых — учителей. Ведь как можно преподавать, не имея необходимых знаний, не имея духовной базы? Это было бы искажение, пародия на христианскую этику, и повредило бы всему.

Много лет я вынашиваю идею, о которой неоднократно говорил на конференциях и в некоторых статьях. Так, есть, например, литовский опыт, где в школах введен обязательный предмет «Основы нравственности». В рамках этого предмета существует четыре программы. Одна построена на общечеловеческих философских постулатах для тех родителей, которые хотят, чтобы детей воспитывали вне контекста какой-либо веры. Три остальные разработаны педагогами на основе трех наибольших конфессий, существующих в Литве: католицизма, лютеранства и Православия. Таким образом, уже есть дифференциация, которая очень важна. Она, конечно, тоже не решает многих вопросов, потому что в основном влияют на исход педагогическо-воспитательного процесса личность педагога и личности родителей. Это очень важный момент. А этих людей нужно готовить. И готовить не просто знаниями, а чтобы они сами, преподавая этот предмет, как-то менялись.

И такие тенденции уже есть. Мы встречаемся с учителями, и они действительно духовно растут: трансформируется их мировоззрение, отношение ко многим вещам, к детям. Процесс идет. Поэтому я думаю, что здесь нужна осторожность, деликатность. И, как я вижу, в этом отношении уже появилось потепление и со стороны чиновников, и со стороны самих педагогов. Я надеюсь, что мы пойдем путем аккуратного, постепенного введения этой воспитательной составляющей, ни в коем случае не форсируя событий.

НУЖНО ЗНАТЬ, ЧТО НА ПРАВОСЛАВИИ ОСНОВАНЫ НАШИ НАЦИОНАЛЬНЫЕ ДУХОВНЫЕ ТРАДИЦИИ

— Кто занимается разработкой методических материалов?

— У нас есть коллектив, туда входят двое священников и двое мирян из педуниверситета имени Б. Гринченко. Эти люди разработали комплекты, в том числе и методички. Надо сказать, что все это нуждается в доработке. Мы отдаем себе отчет, что это еще неидеально и несовершенно. Есть надежда, что материалы будут проходить еще какую-то дополнительную редакцию. Но на сегодняшний день, мне кажется, это как раз тот путь, который следует пройти.

Соглашаясь работать над этим курсом, понимая все существующие проблемы, я и коллеги из Всеукраинского православного педагогического общества решили, что о вере, о Боге, о духовной нравственности мы будем говорить с позиции Православия. Потому что это все-таки религия, существующая у нас более тысячи лет, она наиболее близка к нашим народным духовным традициям, у нас большинство православных верующих.

Если в классе есть протестанты или мусульмане, то они могут слушать этот предмет, знакомясь с традициями, основами духовной жизни нашего народа. Чтобы мусульмане, допустим, знали, почему православные празднуют Пасху, и как они это делают. Они могут не праздновать, но они должны знать, ведь они живут в Украине, где Пасха, Пятидесятница — государственные праздники. Те же протестанты, которые не почитают Пресвятую Богородицу, должны знать, что православные почитают Богоматерь, и как они это делают.

Очень важно не насильно принуждать людей, как церковных, так и нецерковных, получать информацию, а постепенно подводить и приучать их к осознанию того, что действительно есть Бог, что жизнь с Богом — это жизнь в Церкви, что то, чему мы в жизни учимся и что приобретаем (и материальные, и духовные блага), — это все нужно использовать ради Бога, для Бога.