ПУТЕШЕСТВИЕ СЛОВА

В 2012 г. исполняется 20 лет со дня выхода в свет первого издания книги академика Д. С. Лихачева «Русское искусство от древности до авангарда». По словам внучки ученого Зинаиды Курбатовой, «Дмитрий Сергеевич Лихачев был великим книжником, и у него была его любимая книга. Это — “Русское искусство. От древности до авангарда”». Первоначально она была названа «Ответственность искусства».

В книге, проникнутой, как и все труды Дмитрия Сергеевича, любовью и гордостью за родную культуру, отразилась красота не только русского искусства во всей его «вселенности», но и красота личности ее автора — православного христианина и ученого.

Дмитрий Лихачев родился 28 ноября 1906 г. — в самом начале ХХ в. — и умер за три месяца до конца этого самого века — 30 сентября 1999 г. На его глазах возникла, а затем распалась советская империя; он пережил две войны и октябрьский переворот. Коренной петербуржец не только по рождению, но и по духу, «страж национальной культуры» и «совесть нации» по общественному определению, он при этом никогда не был диссидентом и свою гражданскую позицию проявлял редко. 

В отношениях с властью и ее требованиями предпочитал искать «золотую середину», компромисс, иными словами. В последние два десятилетия ХХ в. подобное отношение назвали конформизмом и принялись критиковать ученого, забыв о двух крайне важных факторах для формирования внутренних принципов и внешнего самоконтроля Лихачева: лагеря и вера. Оба парадоксальным образом переплелись на его жизненном пути. Вера всегда была в душе Дмитрия Сергеевича, никогда не афишируемая, но глубоко хранимая. Однако даже для верующей души переживания, связанные с попаданием в Соловецкий лагерь особого назначения, оказались чрезвычайными.

«Чему я научился на Соловках? Прежде всего, я понял, что каждый человек — человек». Убеждение, пришедшее через угрозу жизни, физическое истощение и колоссальный опыт сострадания: во время работы по организации трудовой колонии для подростков Лихачев разыскивал и спасал беспризорников, «ходил, как пьяный, от их рассказов о своей жизни, об их страданиях». Интерес к людям, умение их слушать и чувствовать развивались и дальше — через лагеря проходили тысячи людей всех профессий и сословий. «Опыт всего виденного создал во мне какое-то очень глубоко залегшее спокойствие и душевное здоровье», — вспоминал ученый на склоне лет.

Из лагерей Лихачев был освобожден в 1932 г., на полгода раньше срока, как ударник строительства Беломорско-Балтийского канала. В родной Петербург-Ленинград Дмитрий Сергеевич приехал во время очередной волны политических арестов. Чудом избежав новых проблем и даже добившись, при содействии коллег, снятия судимости, Лихачев работал корректором, потом редактором, параллельно интересуясь и занимаясь наукой. Семь лет спустя в печати появляются первые работы ученого о текстах и литературных памятниках Древней Руси. 

Тематика исследований, можно было бы предположить, избрана с оглядкой на максимальную удаленность от политики и действительности, но развитие научного гения Дмитрия Сергеевича имело и более глубокие внутренние предусловия и пути, а содержание статей нередко оказывалось неуловимо связанным с происходящими вокруг ученого событиями.

* * *

Интерес к словесности проявился у Дмитрия Лихачева еще в ранней юности. В неполные 17 лет он начинает заниматься сразу в двух секциях отделения языкознания и литературы факультета общественных наук Ленинградского государственного университета: романно-германской и славяно-русской. К концу обучения он подготовил исследование о забытых и неизвестных ранее публикациях Николая Некрасова, написал одну неофициальную, на материале малоизученных «Повестей о патриархе Никоне», и одну официальную — «Шекспир в России в XVIII веке» — дипломные работы. Именно в эти годы он увлекся изучением первоисточников.

Окончание обучения совпало с арестом, но еще в качестве политического заключенного в Сибири Лихачев публикует свою первую научную работу — «Картежные игры уголовников». Ее неслучайность подтвердилась несколько лет спустя следующей работой — «Черты первобытного примитивизма воровской речи». Но вернуться к любимым с юности темам и полноценным научным исследованиям Дмитрий Сергеевич смог только в конце 1930-х годов, работая в секторе древнерусской литературы Института русской литературы Академии наук СССР. Редактируя посмертное издание трудов академика А. А. Шахматова о русских летописных сводах, Лихачев начинает увлеченно работать над древними летописями сам и уже в 1941 г. получает степень кандидата филологических наук, а через шесть лет — степень доктора.

Научная работа в блокадном Ленинграде и позже в эвакуации не была побегом от реальности, наоборот, она дополняла реальность историческими параллелями и аналогиями. Он пишет о рукописных и художественных памятниках периода татаро-монгольского ига, о повестях, посвященных Куликовской битве, публикует книгу «Оборона древнерусских городов». Еще одна из тем Лихачева 1940-х и начала 1950-х годов — время и наследие Ивана Грозного, — неразрывно связанная с изучением Новгородских летописей, но фигурирующая и самостоятельно. Литературные отражения, осмысления и влияния переломных моментов и смутных времен в русской истории, видимо, особенно интересовали ученого в эти годы.

Глубокая и многолетняя работа над изучением «Слова о полку Игореве» не мешала нарастанию новой тенденции в тематике статей Лихачева середины 1950-х годов — речь идет о защите памятников древнего искусства, а также о систематизации и популяризации древней литературы. Понимание людей, внимание к ним позволяли излагать научные выводы простым и емким языком, писать интересно о сложном. А собственный накопленный опыт исследований порождал желание делиться им для облегчения работы последующих поколений ученых. Дмитрий Сергеевич все чаще публикует материалы о методах изучения рукописей и текстов, содействует развитию книжной серии «Литературные памятники», пишет энциклопедические статьи и предисловия к изданиям текстов.

После пяти десятилетий расширяющейся тематической спирали работ Лихачева, охватывающей все более широкие и интернациональные сферы славянской культуры и литературоведения, ближе к 1990-м годам наступило время «собирать камни». Публикуются фундаментальные научные работы, суммирующие весь опыт по изучению древних текстов, русского искусства, по древнерусской и российской литературе, труды по филологии и философии.

В последние годы жизни ученого наряду с литературоведческими работами все чаще стали появляться его статьи о нравственности, сохранении культуры внутренней и наследственной. Ряд публикаций и выступлений носили характерное название «Экология культуры». Подводя жизненные итоги, Лихачев пишет воспоминания и размышления о развитии общества и страны. Но даже в них главенствует тема слова как основного мостика связи между людьми: «Общая деградация нас как нации сказалась на языке прежде всего. Без умения обратиться друг к другу мы теряем себя как народ».

Впрочем, имея на склоне лет огромный научный и личностный авторитет, Дмитрий Сергеевич, тем не менее, и дальше придерживался равновесия в словах и действиях. Даже самые важные убеждения и рассуждения он вплетал в общий поток мысли, стремясь донести, но не навязать свое слово.

Екатерина Усачева

«ПОКА ЖИВО ИСКУССТВО, В РУССКОМ НАРОДЕ ВСЕГДА БУДУТ СИЛЫ ДЛЯ НРАВСТВЕННОГО САМООЧИЩЕНИЯ»

Чтобы понять другого человека, надо увидеть в нем прежде всего хорошее. Плохое разъединяет людей, хорошее же соединяет, позволяет увидеть в человеке человека.

Примерно то же с искусством…

Нет святости без подвига. Нет счастья без трудностей его достижения. Идти тысячи верст: до Киева, до Соловков, плыть до Афона...

Я назвал Киев в числе мест, куда брели русские паломники. И это я сделал не случайно. Самая большая русская святыня была Киево-Печерская лавра. И украинцы могут гордиться, что их город был с самого начала центром всей русской земли: будущей Украины, Великороссии и Белоруссии. Думать иначе — узость, это значит снижать значение Киева как мирового города…

Общие судьбы связали наши культуры, наши представления о жизни, быте, красоте. В былинах главными городами русской земли остаются Киев, Чернигов, Муром, Карела... И о многом другом помнил и помнит народ в былинах и исторических песнях. В сердце своем хранит красоту, над местной — еще какую-то надместную, высокую, единую... И эти «идеи красоты» и духовной высоты — общие при всей многоверстной разобщенности. 

Да, разобщенности, но всегда взывавшей к соединению. А возникло это ощущение единства давно. Ведь в самой легенде о призвании трех братьев-варягов сказалось представление, как я давно доказываю, о братстве племен, ведших свои княжеские роды от родоначальников-братьев. 

Да и кто призвал по летописной легенде варягов: русь, чудь (предки будущих эстонцев), словене, кривичи и весь (вепсы) — племена славянские и угрофинские, следовательно, по представлениям летописца XI века, эти племена жили единой жизнью. Были между собой связаны. А как ходили походами на Царьград? Опять-таки союзами племен. По летописному рассказу, Олег взял с собой в поход множество варягов, и словен, и чуди, и кривичей, и мерю, и древлян, и радимичей, и полян, и северцев, и вятичей, и хорватов, и дулебов, и тиверцев...

Русская земля или, вернее, земля «Русьская», то есть вся — с будущей Украиной, Белоруссией и Великороссией, — была сравнительно слабо населена. Население страдало от этой вынужденной разобщенности, селилось преимущественно по торговым путям — рекам, селилось деревнями, и все же не такими уж большими, боялось окружающей неизвестности. Враги приходили «из невести», степь была «страной незнаемой», западные соседи — «немцы», то есть народы «немые», говорящие на незнакомых языках. 

Поэтому среди лесов, болот и степей люди стремились утвердить свое существование, подать знак о себе высокими строениями церквей как маяками, ставившимися на излучинах рек, на берегу озер, просто на холмах, чтоб их видно было издали. Нигде в мире нет такой любви к сверкающим золотом, издали видным куполам и маковкам церквей, к рассчитанному на широкие просторы <...> хоровому пению, к ярким краскам, контрастным зеленому цвету и выделяющимся на фоне белых снегов цветам народного искусства. «Цветам», то есть раскраскам цветов. Цветам, взятым из природы, согласующимся с ней, но и выделяющимся…

…Есть одна черта в русской культуре, которая явственно сказывается во всех ее областях: это значение эстетического начала. «Аргумент красоты» сыграл первенствующую роль при выборе веры Владимиром I Святославичем. Рассказ летописи о том впечатлении, которое произвела на послов Владимира церковная служба в константинопольском храме Софии, общеизвестен. 

Именно это побуждало русских князей строить великолепные храмы во всех основных городах Руси: Киеве, Новгороде, Полоцке, Владимире, Суздале, Ростове, Пскове и т. д. Эстетические формы культуры не смогло полностью уничтожить даже чужеземное иго.

Из книги Д. С. Лихачева «Русское искусство. От древности до авангарда».