ОТЦЫ И ДЕТИ: БЕЗ КОНФЛИКТА. Как надо и как не надо воспитывать. Три поучительные истории

Как мы общаемся с детьми, когда они нас не слушаются? Чаще всего упрекаем, призываем к послушанию, дисциплине, порядку... В результате — новые ссоры и обиды. Это замкнутый круг.

ПЕДАГОГ ОТ БОГА

Профессор психологии МГУ Юлия Гиппенрейтер, автор бестселлеров «Общаться с ребенком. Как?» и «Продолжаем общаться с ребенком. Так?» дает простые советы.

Например, проверьте, есть ли у вас контакт с ребенком: сколько раз в день вы обращаетесь к нему с эмоционально-негативными высказываниями, сколько — с позитивными? Если вам не нравится его поведение, не критикуйте его, а скажите о своих чувствах. К примеру, вместо того чтобы сказать «Как ты мне надоел с этим беспорядком в детской», можно сформулировать иначе: «Сынок, меня очень расстраивает беспорядок в детской комнате». Или: «Доченька, меня огорчает, если ты не доедаешь кашу». Это не открытия Гиппенрейтер, она лишь собрала опыт многих европейских, американских и отечественных психологов.

В биографии святого Силуана Афонского, написанной архимандритом Софронием Сахаровым, имеются интересные данные об отце преподобного — простом русском крестьянине Иване Антонове. Но при внимательном прочтении оказывается, что Иван был хорошим психологом и мудрым педагогом. Это яркий пример того, каким должен быть отец в верующей семье.

Вот как Иван Антонов сделал свое замечание сыну. «Семен (имя святого Силуана до пострига) <…> снова стал водить дружбу со своими сверстниками, гулять с девками за селом, пить водку, играть на гармонике, и вообще жить подобно прочим деревенским парням. Молодой, красивый, сильный, а к тому времени уже и зажиточный, Семен наслаждался жизнью.

В селе его любили за хороший миролюбивый и веселый характер, а девки смотрели на него, как на завидного жениха. Сам он увлекся одною из них, и прежде чем был поставлен вопрос о свадьбе, в поздний вечерний час с ними произошло “обычное”. Замечательно при этом, что на следующий день утром, когда он работал с отцом, тот тихо сказал ему: “Сынок, где ты был вчера, болело сердце мое”. Эти кроткие слова отца запали в душу Семена».

Не знакомы были Ивану Антонову научные труды и методические разработки по психологии и педагогике. Но как его слова подействовали на сына! «Позднее, вспоминая отца, Старец говорил: “Я в меру отца моего не пришел. Он был кроткий и мудрый человек”».

«У них была большая семья: отец, мать, пять братьев-сыновей и две дочери. Жили они вместе и дружно. Взрослые братья работали с отцом. Однажды, во время жатвы, Семену пришлось готовить в поле обед, была пятница, забыв об этом, он наварил свинины, и все ели. Прошло полгода с того дня, уже зимою, в какой-то праздник, отец говорит Семену с мягкой улыбкой: “Сынок, помнишь, как ты в поле накормил меня свининой? А ведь была пятница; ты знаешь, я ел ее тогда как стерву”. — “Что же ты мне не сказал тогда?” — “Я, сынок, не хотел тебя смутить”».

Критика часто разъединяет людей. Ивану Антонову были дороги теплые и искренние отношения с собственным сыном, и он сознательно отказался от критиканства и осуждения. Святой Силуан всегда восхищался своим отцом: «Вот такого старца я хотел бы иметь: он никогда не раздражался, всегда был ровный и кроткий. Подумайте, полгода терпел, ждал удобной минуты, чтобы и поправить меня, и не смутить». Но, очевидно, сила этого терпения основывалась на полном доверии Богу и любви к людям.

ПРИМЕР ОТЦА И ТЕРПЕНИЕ МАТЕРИ

Митрополит Евлогий (Георгиевский) — один из самых ярких иерархов русского зарубежья. Именно его патриарх Тихон назначил главным управляющим приходами Русской Церкви в Европе.

Скромность, рассудительность, административный талант, умение подбирать людей, христианская терпимость к инакомыслящим — откуда это все взялось во владыке Евлогии? В своих мемуарах он много теплых слов написал о своих родителях — простом сельском священнике Семене Ивановиче Георгиевском и его жене — Серафиме Александровне.

Митрополит Евлогий вспоминал, что он был пятым ребенком в семье, первые четверо умерли в младенчестве. «Мать и меня считала обреченным: я родился тоже слабым ребенком». Серафима Александровна поехала к старцу Амвросию Оптинскому, который благословил ребенка и утешил мать. «Будет жить», — сказал отец Амвросий матушке еще до того, как та начала объяснять, зачем приехала.

Матушка Серафима и после пережила много трагедий — после Евлогия она родила еще девятерых, из которых трое умерли в раннем детстве. Но при этом она не только не теряла веры, но и не роптала на Бога. «Мать моя находила смысл жизни лишь в Боге и семье», — говорил владыка Евлогий.

Отец приучал сына к молитве собственным примером: «Бывало, засыпаешь, и в полусне видишь: отец перед иконами молится. Проснешься утром — он уже на молитве, правило свое читает». Эти строки из мемуаров митрополита дают очень четкий ответ на вопрос — откуда у него самого появилась вера. Пример отца очень много значит именно для сына. Что делает папа: сидит в компьютере, смотрит футбол по телевизору, пьет водку и ругает маму — или же молится перед иконами — это вполне может стать примером для подражания ребенку.

Будущий владыка Евлогий с детства бывал в храме, уже в пять-шесть лет он боялся проспать утреню. «Стихия церковных служб наполняла душу священной поэзией и радостью сопребывания с людьми», — так объяснял для себя эту детскую любовь к службе сам владыка в своих воспоминаниях.

(Следует сказать, что вопреки расхожему представлению, будто богобоязненные дети сторонятся сверстников и не играют ни в какие игры, будущий митрополит с удовольствием бегал наперегонки с другими сельскими мальчишками. Как видно из его последующей судьбы, детские игры ничуть не помешали его благочестию. Он выбрал путь монашества и полного служения Церкви во времена, когда это считалось далеко не современным.)

Жила семья очень бедно, отец вынужден был унижаться перед богатым селянином и выпрашивать деньги в долг — для обучения детей. Но этим материальные проблемы не закончились. Кто-то из селян поверил клевете на священника и поджег его дом. После пожара семья вела полунищенский образ жизни. Ситуация изменилась только под старость — отцу Семену дали другой приход. А еще через несколько лет их сын смог купить родителям небольшой дом.

Отец и матушка владыки Евлогия дожили до глубокой старости. Их отпевал епископ и два священника — все их дети. Живой пример того, что родители смогли воспитать в детях живую веру. Сам священник Семен, как выразился его сын, умер «славной смертью» — во время великопостного богослужения. Владыка искренне любил своих родителей и сумел выразить эту любовь в своих воспоминаниях.

НЕПРОЩЕННАЯ ЗВЕЗДА

Как-то мне пришлось наблюдать такую сцену. В пещерах Киево-Печерской Лавры впереди меня шла пара паломников — отец с сыном лет десяти. Отец рукой наклонял голову сына к мощам и приговаривал: «Целуй, это — святые мощи! Это тебе не футбол во дворе гонять!».

И приказной тон, и странное противопоставление мощей и детских игр навели на грустные размышления: «Как будет вести себя парень, когда у отца не хватит сил наклонить его голову?». Насильно мил не будешь. И дело не в том, что в подобных случаях не появляется любви, а в том, что при этом рождается ненависть. Ненависть, которую потом очень трудно исцелить.

Яркий тому пример — история Джеймса Хэтфилда, лидера культовой рок-группы «Металлика».

Из всех рок-групп «металлического» направления «Металлика» одна выходит за рамки своего жанра. И здесь причина не только в красивых балладах, но и в остроте поднимаемых музыкантами тем. Это для советских слушателей «Металлика» была просто «тяжелым роком». А для американцев Джеймс Хэтфилд был кем-то вроде Юрия Шевчука, который еще в 1980-е годы (да и сейчас тоже) возмущался по поводу социальной несправедливости. Точно так же и Хэтфилд поет о том, что в его стране «справедливость убита» и правосудие куплено («Justice for all»); о том, что наркоман — это игрушка в руках кукловода («Master of Puppets»).

В 1991 г. группа выпустила свой самый успешный альбом, который превратил музыкантов из американских кумиров в мировых звезд. В этом альбоме есть несколько песен с религиозными текстами, и одна из них открыто антихристианская — «Следуй за падшим богом». Ее текст переполнен кощунственными строчками, а основная идея перекликается с идеями Ницше о том, что христианство — религия слабаков.

Разговор об этом более чем спорном утверждении — тема отдельного материала. Но сейчас важно понять другое — почему Хэтфилд написал эту песню.

В разных интервью музыкант рассказывает, что эту песню он написал, пытаясь вылечить себя от психологических травм, полученных в детстве. Его семья принадлежала к секте «Христианская наука». Одна из особенностей этой секты состояла в полном отрицании медицины. «Если кто-то заболел, Бог сам починит», — говорили детям родители. «Мои родители принадлежали к «Христианским ученым», которые не верили ни в каких врачей.

Мне было запрещено посещать уроки здоровья в школе. У меня забирали учебники по этому предмету, говоря, что «это все хлам, тебе не нужно это знать, мы не ходим к докторам, и Бог починит и исцелит тебя». И мне нужно было выходить из класса на этих уроках, а мне вслед шептали: «Как ты можешь жить со всем этим?». Вы знаете, в возрасте семи лет это действительно трудно — каждый раз объяснять, почему я не хожу на эти уроки. И это заставляло чувствовать себя чужаком в этом мире…»

Когда мальчик чуть подрос, ему пришлось пережить новую душевную травму: его родители развелись. А когда Джеймсу было 16 лет, умерла его мать. И трагичность этой смерти была не только в том, что ушел самый близкий человек, но и в том, что мать знала о своей болезни, однако принципиально отказывалась лечиться. Она повторяла то, чему учила детей: «Если нужно, Бог починит»… Что происходило в душе 16-летного подростка при этом? В подобной ситуации остаться верующим действительно очень тяжело.

«Не отвергай врача, ибо от Господа лечение», — говорится в книге Премудрости Иисуса, сына Сирахова. Эту книгу читают православные, и она мало известна в протестантском мире. История Хэтфилда ярко показывает, что отрыв от христианской традиции приводит к тому, что уже дети сектантов вырастают противниками христианства. И родители музыканта были вне этой традиции.

Однако было бы неправильно изобразить Хэтфилда эдаким обидчивым подростком, который никак не может расстаться с душевными ранами прошлого. Позже он напишет песню «Мама сказала» — такую же искреннюю и честную, как многие его песни. В ней он вспоминает, как мать учила его жить, и как он хотел жить по-своему. И вот наконец, повзрослев, он возвращается домой — просить у матери прощения. «Но все, что я вижу — это холодный камень». По-нашему говоря — могильное надгробие.

Своей матери он посвятил и другую песню — «Пока оно спит», навеянную трагическими переживаниями Хэтфилда-сына после гибели матери от раковой опухоли.

На фоне остальных рок-групп выделяются не столько сами эти песни, сколько темы. До сих пор о любви к матери представители тяжелых музыкальных направлений не пели. Здесь — один из самых известных рок-музыкантов написал песню-покаяние о том, что нужно любить родителей. И как горько осознавать, что ты не успел сказать им о своей любви.

Я не ставлю целью обелить Джеймса Хэтфилда. И все же Хэтфилд — один из самых глубоких музыкантов в такой поверхностной рок-музыке, как американская. Для того чтобы понять его мировоззрение, нужно подробно разбирать такие песни, как «Мой друг по несчастью», «Непрощенный». Почему он называет себя непрощенным? И кем он не прощен? В многочисленных интервью и фанаты, и журналисты спрашивают его о гитарах, концертах, мотоциклах, но никогда — о текстах песен.

Хотя само ощущение себя непрощенным у музыканта не проходит уже много лет — он написал уже три песни с названием «Непрощенный», меняя тексты и музыку, и добавляя цифры к названию «Unforgiven» — «Unforgiven 2», «Unforgiven 3». В творчестве Хэтфилда больше вопросов, чем ответов.

Но одно можно сказать точно. Заставлять ребенка верить — очень опасно. Если родители не научатся смотреть на мир его глазами и не научат любить Бога искренне, они рискуют не только своей судьбой. Любовь можно привить, взрастить, но не вбить клином.

Влад Головин

ОДИН ЧАС РОДИТЕЛЬСКОГО ВРЕМЕНИ

Как-то раз один человек вернулся поздно домой с работы, как всегда усталый и задерганный,

и увидел, что в дверях его ждет пятилетний сын.

— Папа, можно у тебя кое-что спросить?

— Конечно, что случилось?

— Пап, а сколько ты получаешь?

— Это не твое дело но, вообще-то, 500. А что?

— Пап… — сын посмотрел на него снизу вверх очень серьезными глазами. — Пап, ты можешь занять мне 300?

— Ты спрашивал только для того, чтобы я тебе дал денег на какую-нибудь дурацкую игрушку? — закричал тот. — Немедленно марш к себе в комнату и ложись спать!.. Нельзя же быть таким эгоистом! Я работаю целый день, страшно устаю, а ты себя так глупо ведешь.

Малыш тихо ушел к себе в комнату и закрыл за собой дверь. А его отец продолжал стоять в дверях и злиться на просьбы сына. «Да как он смеет спрашивать меня о зарплате, чтобы потом попросить денег?» Но спустя какое-то время он успокоился и начал рассуждать здраво: «Может, ему действительно что-то очень важное нужно купить. Да ну их с ними, с тремя сотнями, он ведь еще вообще ни разу у меня не просил денег». Когда он вошел в детскую, его сын уже был в постели.

— Ты не спишь, сынок? — спросил он.

— Нет, папа. Просто лежу, — ответил мальчик.

— Я, кажется, слишком грубо тебе ответил, — сказал отец. — У меня был тяжелый день, и я просто сорвался. Прости меня. Вот, держи деньги, которые ты просил.

Мальчик сел в кровати и улыбнулся.
— Ой, папка, спасибо! — радостно воскликнул он.

Затем он залез под подушку и достал еще несколько смятых банкнот. Его отец, увидев, что у ребенка уже есть деньги, опять разозлился. А малыш сложил все деньги вместе, тщательно пересчитал купюры и затем снова посмотрел на отца.

— Зачем ты просил денег, если они у тебя уже есть? — проворчал тот.

— Потому что у меня было недостаточно. Но теперь мне как раз хватит, — ответил ребенок.

 — Папа, здесь ровно 500. Можно я куплю один час твоего времени? Пожалуйста, приди завтра с работы пораньше, я хочу, чтобы ты поужинал вместе с нами.

Как часто мы за второстепенным не видим самого главного — детей, семьи, молитвы и даже самого Бога. Но ведь жизнь человека определяется именно этими сакральными вещами. И спросит нас Господь не о суетном, а о нашей душе!