23 апреля 2012

ЧУДЕСА

Тетя Валя, моя бывшая соседка, всякий раз, как ложилась в больницу, звала меня ее причащать. Сама она в храм не ходила — не могла выстоять службу. Когдато, уже в зрелом возрасте, пришла в храм и простояла всю службу, не сходя с места. Подошвы ног у нее потом горели, и после этого она не смогла себя заставить прийти еще хотя бы раз.

«Разве можно объять необъятное?» — спрашивал я ее тогда. В Церкви нельзя на «забег» длиной в целую жизнь выбегать как на стометровку. Нельзя с ходу, наскоком, постичь Бога нашим поврежденным сердцем и судить о Церкви пораженным страстями умом.

В больницу, считала тетя Валя, батюшка уже сам обязан идти. Каждый год тяжелейший бронхит укладывал ее на больничную койку, и всякий раз, только причащаясь Святых Христовых Таин, она возвращалась к жизни. Так было несколько лет подряд, а в итоге подвело сердечко, прямо на Благовещение. В одно из таких посещений я захватил с собой лишнюю частичку Святых Даров.

Спрашиваю медсестру: «Нет ли у вас какого-нибудь безнадежно больного, но только чтобы в разуме был человек?». Думаю: все равно мне потом его отпевать, может, кого и подготовить получится. С этим у нас плохо — не хотят люди уходить из жизни по-христиански. Откладывают Исповедь и Причастие на такое «потом», что остается только руками разводить. Боятся батюшку пригласить, примета, мол, плохая. Если пригласишь — непременно помрешь. Без него еще, может, и выкарабкаешься, а с попом — уже точно не жилец! Иногда отказ от Причастия мотивируется брезгливостью.

Старенькая бабушка, лет за 80, раковая больная, страдает от водянки, разлагается уже при жизни.
— Мать, давай батюшку пригласим, покаяться тебе нужно, святыню принять!
— Нет, брезгую я из одной ложки!
А то, что ею самой могут побрезговать, до сознания человека не доходит…

Провели меня в палату. В ней отдельно, видимо, чтобы не смущать других больных, тихо умирала женщина. Помню, звали ее Ниной. Взгляд — безучастный ко всему, голос еле слышен. Сестра говорит мне: «У нее пролежни уже до костей». Я потом видел их, Нина сама мне показывала. От копчика до поясницы и на пятках — широкие полосы, цветом напоминавшие офицерский ремень. Не было у нее ни газет, ни книжек, ни телевизора, не стояли на тумбочке и обычные в таких местах маленькие иконочки.

Я присел рядом и спросил у Нины: «Вы верите во Христа?». Она сказала, что много слышала о Нем, но конкретно ничего не знает. Я рассказывал ей о Христе, о Его любви к человеку, о Церкви, которую Он основал и за которую умер. Она внимательно слушала меня, и, когда я спросил ее, не хочет ли она принять Святое Причастие (а тянуть с предложением было нельзя — никто не знал, доживет ли она до завтрашнего дня), Нина согласилась.

Она действительно принесла покаяние (как смогла, конечно) и причастилась. Перед Причастием я предупредил ее, что Бог волен сохранить ее на земле, но она должна обещать Ему, что оставшуюся часть жизни проведет в храме. Нина пообещала: если выживет, то будет жить совсем другой жизнью, — и заплакала.

Потом я приходил к ней еще раз, принес Евангелие. Когда вошел в палату, увидел Нину стоявшей у окна. Удивительно, но после Причастия ее состояние совершенным образом изменилось. Нина внезапно и резко пошла на поправку, ей осталось только залечить пролежни и выписаться домой. Наши медики не могли объяснить причину столь непонятного выздоровления фактически обреченного на смерть человека. На их глазах произошло настоящее чудо.

С тех пор я нередко встречал Нину в поселке и ни разу не видел в храме. Я напоминал женщине об обещании, данном ею перед Причастием, но она всякий раз находила причину, почему до сих пор не нашла времени даже просто зайти в храм. Почти год Нина докладывала мне о своих успехах на даче: «У меня трое мужиков, батюшка, мне их всех кормить нужно, вот и тружусь не покладая рук!».

Где бы ни происходила наша встреча, Нина всегда бурно приветствовала меня. Я напоминал ей о ее словах, сказанных на смертном одре: «Неужели ты не понимаешь, что если не исполнишь свое обещание, то умрешь?». Нина на мои слова всегда как-то отшучивалась, пока уже поздней осенью, после окончания всех сельскохозяйственных работ, не сказала мне жестко и определенно: «Я никогда не приду к тебе в храм. Неужели ты этого до сих пор не понял? Я не верю ни тебе, ни в твоего Христа».

Не знаю, как сейчас живет Нина, и жива ли она вообще. Но я больше не встречал ее в поселке. Никогда с тех пор не встречал…

Недавно друзья отвезли меня к одной моей старой знакомой, назову ее Надеждой. Мы виделись с ней года три назад. Надежда по-человечески очень несчастна. В свое время болезнь сделала ее кости настолько хрупкими, что почти каждое падение приводило к какому-нибудь перелому. А потом еще и злокачественная опухоль в довершение всех бед… Муж ее к тому времени уже умер, детей супруги не нажили, да и из родственников практически никого не осталось. Надежда была обречена на одинокую и мучительную кончину, если бы не встретила гастарбайтера из Узбекистана по имени Камил.

Не знаю уж, что могло привлечь Камила в Надежде, но сам он, человек немолодой и одинокий, взял на себя заботу об этой несчастной женщине. Камила я знал хорошо, он целый сезон отработал у нас, ремонтируя колокольню. Правда, тогда я не разглядел в нем тех качеств, о которых узнал потом.

Так вот, именно Камил заявил Надежде о необходимости пригласить к ней на дом отца, так меня называли наши строители-узбеки. «Отец помолится, и тебе станет легче, — убеждал он Надежду. — Нужно молиться, Надя. Я буду молить Аллаха, а ты молись Христу, и Он тебе обязательно поможет!».

Надежда впоследствии рассказывала мне, как Камил убеждал ее начать молиться и как ей было трудно преодолеть свое неверие и решиться на разговор со священником. Прежде она ни во что не верила, зализывала в одиночестве свои раны и готовилась умирать. Все в ее жизни было жестко и определенно, а тут вдруг какая-то ирреальность…

Итак, друзья привезли меня домой к Надежде. Она знала, что я буду предлагать ей принять Причастие, а для этого ей нужно было хотя бы не курить с утра, но она, конечно же, выкурила пару сигарет. Помню, как суетился Камил, как он был рад принимать отца в качестве почетного гостя в своем доме. Надежда лежала в постели с очередным переломом.

Общий язык мы с ней нашли на удивление легко. Она всю жизнь проработала простым маляром на стройках, а я десять лет — рабочим на железной дороге. Это обстоятельство нас, наверное, и сблизило. Она думала, что увидит перед собой нечто из другого мира, а пришел такой же работяга, как и она сама, и нам было о чем поговорить. Я рассказывал ей о Христе и Его страданиях, а она мне — о своих болях.

В конце концов я услышал от нее то, чего ждал. Она сказала, что хотела бы верить во Христа и, наверное, стала бы христианкой, но, очевидно, не судьба…

«Надежда, — ответил я ей тогда, — если ты действительно Ему поверишь, то Он может сохранить тебе жизнь и поставить на ноги. Но потом ты уже не выйдешь из храма. Если ты на это твердо решишься, все так и произойдет». Она обещала.

Удивительное дело, но думаю, что Надежда исцелилась по вере гастарбайтера. Ее нога немедленно срослась, и женщина впервые за несколько лет вышла из дома без костылей.
Дальше — больше, ее сняли с учета как онкологическую больную. Прошло больше года; она ходила по городу, посещала друзей, но так и не нашла времени хоть раз зайти в храм, что стоит рядом с ее домом.
Чудеса…

Чем можно объяснить такую неблагодарность Тому, Кто только что так волшебно даровал тебе еще один шанс на жизнь? Понятное дело, даровал не ради телевизора с его бесконечными сериалами и прочей ерунды, а на покаяние.

Я знал, что ее болезнь вернется. Так и случилось: вновь — больничная койка и кучи лекарств. Спасибо, что хоть Камил не оставляет — вот уже десять лет живут вместе. И вот, на первой неделе Великого поста, Надежду привезли к нам на службу. Снова мы разговаривали с ней о грехе, снова я готовил ее ко Причастию. Она знала, что будет причащаться, знала, что ей нужно хотя бы утром воздержаться от курения, но, конечно же, накурилась. Иного я и не ожидал, но, тем не менее, допустил к Причастию, потому что, возможно, это ее последняя возможность побывать в храме. Причащал и думал, а вдруг Господь даст ей еще один шанс? Кто знает, но я почему-то сомневаюсь…

Священник Александр Дьяченко

Священник Александр Дьяченко — писатель, автор книг рассказов.
Отец Александр стал священником только в 40 лет. В детстве мечтал быть военным моряком. Окончил сельскохозяйственный институт в Белоруссии. Более десяти лет он работал на железной дороге простым рабочим. Затем пошел учиться в Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет, 11 лет назад был рукоположен.
Меткие жизненные зарисовки отца Александра популярны в интернете и издаются в еженедельнике «Моя семья». В 2010 г. вышел его сборник «Плачущий Ангел», занявший первое место на конкурсе «Просвещение через книгу». Готовится и вторая книга.
Яркие, современные и необычайно глубокие рассказы отца Александра завораживают читателя с первых строк. В чем его секрет? В правде жизни. Он ясно видит то, что мы научились не замечать, — то, что доставляет нам неудобство и беспокоит совесть. Но здесь, в тени нашего внимания, не только боль и страдания. Именно здесь — и несказанная радость, ведущая нас к Свету.

Комментариев нет:

Отправить комментарий